Она так долго снилась мне...
Шрифт:
— Пока это невозможно. Он в отъезде.
— А… — разочарованно протянула она.
— Но я тебе точно говорю, он настроен категорично: писать больше он не будет.
Я выдохнул это в порыве отчаяния, горечи и тоски, но она, казалось, ничего не заметила и продолжала гнуть свое:
— Ну, может, мы с тобой вместе убедим его.
— Не знаю. У него сейчас не лучший период. Сердечные переживания, знаешь ли.
— Вот как? — удивилась она. В ее голосе, как мне показалось, удивление смешивалось с разочарованием. — Он страдает?
— Как многие другие.
Мы оба на мгновение замолчали.
— Ну ладно, тебе виднее, — сказала она наконец. — Ты один знаешь, сможет ли он внять таким доводам. Я вполне отдаю себе отчет, что это по большому счету нахальство с моей стороны.
— Не знаю. Но ведь ты можешь в любой момент ему написать, — сказал я. — У тебя ведь есть его адрес.
Зачем я ей это предложил? Чтобы отделаться от ее просьбы? Или просто от отчаяния?
— Он решит, что я ненормальная. Если еще не решил.
— Вовсе нет. Твои письма его очень тронули. Он понял, что ты особенная, в лучшем смысле этого слова. Так что, если ты готова идти до конца ради воплощения своей идеи, напиши ему.
— Ладно, раз ты считаешь, что это стоит того, попробую, — согласилась она. — А ты сам-то как? — спросила она ласково и нежно.
— Да нормально, — ответил я, выжав из себя максимум энтузиазма, на который был способен.
— Я могу зайти за тобой на этой неделе, — сказала она. — Выпьем по стаканчику, как в прошлый раз.
«Теперь она меня жалеет», — подумал я.
— Я не могу на этой неделе. Куча дел, прости.
Я сказал это сухо и резко, ожидая ее реакции. Я желал, чтобы она расстроилась, стала настаивать, заметила мое огорчение и спросила, в чем дело. Тогда бы я ей сразу во всем признался.
Но ничего такого она не сделала.
— А… ну тогда давай на следующей неделе, — сказала она беспечно.
Я отключил вызов. Представил, как она идет по улице с телефоном, кладет его в сумку. Представил ее походку, движение, которым она откидывает прядь со лба. Представил, как она обдумывает наш разговор, размышляет обо мне. Или у нее в голове один Рафаэль Скали, и она сейчас прикидывает шансы, тревожится, откликнется ли он на ее призыв?
Отныне ей место только в моем воображении.
Я услышала гудки в трубке, и с лица сползла деланая улыбка, сопровождающая мое приглашение. На глазах выступили слезы. Я была уверена, что потеряла его навсегда. Он вел себя сдержанно, отстраненно, к моим планам отнесся равнодушно. И не захотел вновь увидеться со мной.
Надо срочно его забыть. Мои чувства еще совсем свеженькие, хрупкие. Я еще могу его забыть.
— Ну что, довольна?
— Мне нужно было время. А он быстро сложил оружие. Если бы он испытывал ко мне подлинные чувства, он бы стал настаивать.
Вот в чем я хотела себя убедить, слоняясь по квартире и стараясь не допустить в мысли никаких «неправильных» воспоминаний. Я все сделала верно, отказавшись от этой любви, и точка.
Не думать о его глазах, о его ласковой улыбке, о его внимательном взгляде. Не помнить чудесных моментов, проведенных вместе с ним. Важно то, что я оказалась в исходной точке, одна-одинешенька. Опять я ошиблась, в который раз.
Когда вообще началась вся эта история? Когда моя броня начала таять, как воск? Во время нашей первой встречи? Не совсем. Немного раньше, когда я прочла первый роман Рафаэля Скали. Все началось с этой книги, она пробудила во мне желание любви и привела к Ионе, сделала меня уязвимой для его обаяния.
Рафаэль Скали был в самом сердце нашей истории. Этот неизвестный, невидимый персонаж был одним из главных героев пьесы, которая разыгрывалась без его участия.
Я забуду неудачу с Ионой, сосредоточившись на осуществлении своего плана: как заставить Рафаэля Скали написать мою книгу-светоч.
— Ты действительно думаешь, что можешь повлиять на судьбу писателя, на его желание творить, тогда как сама не способна разобраться даже в своей жизни?
— Таков уж мой удел. Я всегда приношу самую большую пользу людям, когда моя собственная жизнь катится под откос. Их проблемы заставляют меня забыть о своих.
— Ты ведь с помощью Рафаэля пытаешься пробиться к Ионе. Ведь в книге ты хочешь увидеть свою собственную историю.
— Может быть. Но я доверяю интуиции, и она говорит мне, что моя жизнь связана с этим писателем, с будущей книгой.
Эльзы не было дома. Мне хотелось, чтобы она меня отчитала, даже отругала, дала дружеский совет, сказала бы, что не все еще потеряно…
Я заставила умолкнуть голоса, которые на разные лады бранили меня за глупость, и села за компьютер. Писать не задумываясь.
Пусть слова сами рождаются из глубины моего сердца.
От: Лиор Видаль.
Кому: Рафаэлю Скали
Тема: Ваша книга
Настал мой черед удивить вас после стольких недель молчания.
После вашего последнего письма я все время старалась понять вас. У меня бы ничего не вышло без помощи Ионы. Он объяснил мне, почему вы больше не хотите писать книги. Сила ваших доводов убедила меня. Это ваше личное дело, дело вашего таланта, вы вольны поступать, как хотите. Имею ли я, простая читательница, право вставить свое словечко? Хотя я и ощущаю себя чем-то большим, нежели просто потребительницей ваших сочинений.
Но теперь я вижу ситуацию по-другому. Знайте, как только вы соглашаетесь, что вашу книгу издадут, вы определяете границы ваших отношений с читателями. Вы открыли путь и предложили нам вместе пройти по нему. Решив положить конец писательству, вы бросили нас посреди пустыни. И с этого момента мы имеем право — более того, это наш долг — сказать вам, что мы ждем вас там, где вы нас оставили.
Вы, без сомнения, знаете, что говорит мсье Гилель о людях и книгах, об этой непростой, но вполне возможной встрече каждого читателя со своей книгой-светочем. Да, вы должны знать эту изящную теорию, я не сомневаюсь. Так вот, знайте: я думала, что нашла свою книгу-светоч, когда читала ваш первый роман. Но, хотя она потрясла меня, я не сумела сродниться с ней так, как хотела бы. Потому что в реальной жизни такая история и такие персонажи не могут существовать. И я поняла, что «В тиши ее молчания» — не моя книга-светоч. Она только указала мне путь, привела меня к вам. И теперь во мне появилась уверенность. И уверенность эта покажется вам безумной, смехотворной, претенциозной: вы храните в себе мою книгу-светоч. И эта книга, несомненно, роман о любви.
Почему роман о любви? Потому что в двух ваших предыдущих книгах любовь преобладает над всем остальным. Потому что ваши чувства так глубоки, что вам предопределено рассказывать именно такие истории. Потому что от ваших слов радуется душа, горят глаза.
Когда вы рассказываете о чувствах, вы пишете мощно и безупречно.
Я знаю, что вы сейчас думаете: да за кого она себя принимает, эта читательница, что может сказать мне такое? Она что, и впрямь думает, что я вновь начну писать, дабы удовлетворить ее прихоть?
Не знаю, куда вас заведут ваши сомнения. Не знаю, связаны ли ваши проблемы с писательским кризисом или с отсутствием вдохновения. Я не знаю, кто вы, что вы думаете о своих книгах и своих читателях. Получается, я не знаю, если у меня шанс убедить вас снова начать писать. Знаю только, что потом ругала бы себя, если бы не попыталась убедить вас написать еще одну книгу. Книгу о любви. Мой роман-светоч.
Горькая ирония охватила меня: до чего же парадоксальная ситуация! Женщина, которую я люблю, ускользает от меня в реальной жизни и появляется в виртуальном пространстве моего компьютера, чтобы продемонстрировать свой интерес к тому, кем я уже не был. Я стал писателем, чтобы уйти от реальности, а реальность возьми и откажись принимать меня назад. Вся история оказывалась гротескной, и в ее недрах рождалась какая-то трагедия. Я предчувствовал это.
Я просто ненавидел себя: я не сумел заинтересовать Лиор… Ненавидел того писателя, который неспособен больше творить, ненавидел ее, неспособную меня любить.