Она в моем сердце
Шрифт:
– Если ты опять придумаешь какую-нибудь отмазку… – начала я, собрав со стола грязную посуду и запихнув ее в посудомоечную машину.
Он покачал головой:
– Так и быть. Идем.
С собой он прихватил рюкзак, набив его каким-то железом. Приготовления меня насторожили, впервые я по-настоящему осознала, что мы собираемся сделать: вломиться в дом к старушке-пенсионерке. Похоже, Алекса это ничуть не смущало.
Первым делом заглянули в арендованный мною дом, где я переоделась, и направились к озеру с видом праздношатающихся дачников. От озера поднялись по уже известной мне
– А если он здесь? – шепнула я, имея в виду «племянника», когда через калитку, выходящую на тропу, мы вошли в огород.
– Ему же хуже, – отмахнулся Алекс.
– Мы собираемся… – начала я.
А он шикнул:
– Еще одно слово, и вернемся домой ни с чем.
Я, конечно, примолкла. Задняя дверь запиралась на английский замок. Алекс удовлетворенно кивнул, достал из рюкзака проволоку и немного ею пошуровал. Дверь, как по волшебству, открылась. Мы попали в хозяйственное помещение, что-то вроде сарая, пристроенного к дому. Дверь Алекс захлопнул. Сквозь небольшое оконце пробивался дневной свет, его хватало, чтобы разглядеть еще одну дверь, железную. С ней Алекс возился чуть дольше, но тоже открыл. Дом оказался меньше, чем я ожидала. Кухня, гостиная и две спальни. В крохотной каморке чугунная ванна и унитаз. Все выглядело старым, за последние тридцать лет вряд ли здесь что-то изменилось. Сначала мы просто заглянули во все комнаты, чтобы убедиться: в доме никто не прячется, а потом обследовали их довольно тщательно. Никаких мужских вещей.
– Если он тут и появляется, – сказал Алекс, – то надолго не задерживается.
– Соседки говорили, Татьяна полгода назад ремонт делала, – хмуро заметила я. – Не похоже. Такие обои еще во времена моего детства считались раритетом. Правда, трубы в ванной не так давно красили… вот и весь ремонт.
– Линолеум, – отозвался Алекс.
– Что? – не поняла я.
– Линолеум в кухне недавно перестелили.
Я бросилась в кухню, так и есть. Линолеум радовал глаз веселеньким рисунком. В остальных комнатах пол был из крашеных досок.
– Что ты об этом думаешь? – шепотом спросила я.
Алекс пожал плечами:
– Дом старый, иногда линолеум приходится менять.
– Через несколько дней после убийства Виолы? Вдруг они пытались что-то скрыть? Следы крови на полу, к примеру?
– Яна, какая кровь? Не забывай, как погибла Виола.
– Но…
– Ладно. Сиди здесь.
Алекс отправился в сарай и вскоре вернулся со здоровенной железкой, кажется, называется это гвоздодер.
– Что ты собираешься делать? – испугалась я.
– Снять линолеум, естественно.
– А если услышат?
– Постараюсь не шуметь.
Плинтус, удерживающий линолеум, был приколочен гвоздями, справился с работой Алекс на удивление быстро.
– Давай его в рулончик скатаем, – сказал он.
Оказалось, это не так просто. Одно хорошо, в той части кухни, что ближе к порогу, никакой мебели. Не пришлось ее передвигать. Под линолеумом был деревянный пол, такой же, как во всем доме. Мы добрались примерно до середины, когда заметили люк в подпол. Люк заколочен,
– Взгляни, – сказал он. – Гвозди кто-то вытаскивал, а потом заколотил вновь, следы остались.
Присмотревшись, я с ним согласилась.
– Что там, по-твоему? – вновь переходя на шепот, спросила я.
– Сейчас увидим.
Один за другим Алекс вытащил здоровенные, длиной в мою ладонь, гвозди. Сердце вдруг испуганно забилось. Непонятный страх обволакивал, словно сам воздух в кухне был пропитан им. А между тем Алекс уже поднял крышку. Снизу потянуло сыростью. Под ногами глубокая яма, никак не меньше двух с половиной метров. «Могила», – бог знает с какой стати подумала я.
– Где-то должен включаться свет…
– У меня есть фонарик.
Алекс достал фонарь из рюкзака и осветил подвал. Одна стена кирпичная, три земляные, но земля оказалась твердой, точно камень. Слева углубление в стене, обшитое деревянными рейками, там, наверное, картошку хранили. Одна странность, сверху зачем-то положили доски. Получилось что-то вроде нар. Справа стол на трех ножках, а может, полка для банок.
– Фундамент здесь ленточный, – заговорил Алекс о вещах, недоступных моему пониманию.
– Что это значит?
– Когда дом строили, обошлись без котлована, то есть подпола изначально не было. Но он понадобился, и вырыли эту яму. Чтобы не осыпалась, сделали каменную кладку, но почему-то только с одной стороны, хотя, чего мудрить, и так держится.
Он продолжал говорить, а я таращила глаза, чувствуя, как сдавило сердце. Что-то было не так, но что именно, я не понимала. И тут точно озарение. Картина Виолы: мрачная яма, слева нары, справа стол…
– Что с тобой? – хватая меня за плечи, спросил Алекс.
– Это… это место, где ее держали, – срывающимся голосом пробормотала я.
Он нахмурился, не сразу поняв, о чем я, и тут же выругался:
– Черт…
Лестницы в подпол не было, но Алекс легко спрыгнул вниз, прихватив фонарик. Теперь, когда он стоял там, видно было, что подпол совсем маленький. Метра два в ширину и чуть больше в длину. Могила. Он осветил стену над нарами.
– Ничего нет. Но стена в этом месте неровная, надпись могли сбить.
Луч света упал на каменную кладку, я увидела металлическую скобу, торчавшую из стены. На картине здесь была цепь.
– Уходи оттуда, – заикаясь, попросила я и резко обернулась. Мне показалось, за спиной кто-то стоит. Кухня была пуста, но это не успокоило. – Уходи оттуда! – почти закричала я. Алекс, взгромоздившись на стол, быстро выбрался из ямы. Захлопнул люк.
– Яна, посмотри на меня, – голос его звучал точно издалека. – Она не могла быть здесь. Ты понимаешь? Не могла. Это невозможно.
Алекс прав, Виолу не могли держать в этом подполе. Поднявшись по лестнице, она оказалась в лесу. В лесу, а не в доме. В каком бы состоянии Виола ни находилась, но одно несомненно: спастись ей удалось только потому, что, вырвавшись из ямы, она оказалась на свободе. Никаких дверей и замков. Будь иначе, он настиг бы ее…