Онекотан
Шрифт:
Комендант поднялся из-за стола и подошел к окну.
– Нет, товарищ подполковник.
– А где сейчас ПСКР? [47]
– Он полным ходом идет из Северо-Курильска в Четвертый пролив.
Горбань опять сел за стол.
– А второй корабль где сейчас?
– Он дежурит в районе Матуа.
– Так, пиши радиограмму в пограничный отряд: доложи обстановку, напиши, что целесообразно второй корабль выдвинуть с юга ближе к Онекотану.
47
Пограничный сторожевой корабль.
– Есть, товарищ подполковник!
Когда дверь за дежурным закрылась, Горбань опять поднялся из-за стола и, подойдя к окну, выглянул во двор комендатуры. Внизу два молодых бойца бойко работали метлами.
«Опять молодые за старослужащих работают», – про себя отметил подполковник. Стоя у окна, он мысленно вернулся к ситуации вокруг Онекотана.
«Не нравятся мне эти шхуны. Чую, что сегодня обязательно что-то произойдет».
Если бы он знал, как был прав в эту минуту.
Лео уже давно не испытывал таких физических нагрузок. Пробежав пять километров по мокрому песку с тяжелой поклажей, он еле переводил дух. Сзади в бинокль не было заметно никакого движения, значит, он достаточно далеко оторвался от русского пограничника.
Впереди виднелось устье Ольховки. Когда Лео Чен вошел в ее русло, стрелки часов на его хронографе показывали одиннадцать часов дня. Поднимаясь вверх по течению, он пытался экономить силы, не совершая резких движений. Кусты, росшие по берегам, образовывали естественный туннель. В одном месте река, зажатая отвесными склонами, делала крутой поворот. Именно в этом месте Лео решил устроить засаду. Здесь русский просто не сможет обойти его стороной, если он, конечно, пойдет именно этим маршрутом.
Выбрав валун побольше, Лео лег за ним и, чтобы было удобнее стрелять, положил свою вязаную шапку под запястье. Теперь он был полностью готов к встрече с русским…
Умелов старался идти как можно быстрее, но чувство опасности, появившееся у него после того, что он увидел следы, не давало ему расслабиться ни на секунду. Практически за каждым валуном на склоне сопок, круто спускающихся к бухте, ему мерещился вооруженный нарушитель.
Когда он поравнялся с остовом шхуны, которая несколько лет назад была выброшена штормом на песок бухты, он остановился, пытаясь определить, нет ли за ее ржавым корпусом засады.
Последние пять километров до устья реки были еще страшнее, чем те три, которые он вчера прошел по берегу Черного озера. Но тогда с ним был Исаев, а теперь он был один.
Дойдя до устья Ольховки, Умелов осторожно стал подниматься по руслу речки по естественному туннелю из сросшихся ветвей, причудливо сооруженному природой острова. Чувство опасности неприятно напомнило о себе холодным ознобом в области шеи. Он достал из кобуры ракетницу и стал всматриваться вперед, пытаясь определить, где мог спрятаться нарушитель. В том, что впереди его мог ждать именно нарушитель, Олег не только не сомневался, он просто знал это. Откуда в нем была эта уверенность, он полностью не осознавал. Возможно, это было то особое чутье, которое появлялось у него в минуты опасности.
Умелов стоял, не двигаясь уже минут пять.
«Может, и нет никакого чутья? Может, это просто мой страх не дает мне идти вперед?» – пронеслось в голове Олега.
Он через силу сделал несколько шагов. Волна неприятного озноба снова пробежала через позвоночник. Остановившись, Олег не решался двинуться дальше. Так он еще простоял не меньше десяти минут, тревожно вслушиваясь и вглядываясь в то место, где, как ему казалось, прятался нарушитель.
«А если там вообще никого нет? А я тут трясусь, как баран? А в это время Мальцев умирает на руках у Натальи!» – подумал Умелов.
Собрав всю волю в кулак, он продолжил свой опасный путь. Осторожно ступая, он держал на вытянутой руке взведенную ракетницу. Медленно дойдя до места, откуда открывался вид на закрытый участок реки, он физически ощутил запах опасности. Нет, это был даже не запах опасности. Так могла пахнуть только смерть.
Ноги сделались ватными, и под ложечкой сержанта засосало так, как никогда раньше. Он сделал еще несколько шагов и почувствовал, как от напряжения схватило живот.
– Я знаю, что ты здесь! Я тебя не боюсь! Понял? – неожиданно для самого себя что есть силы закричал Олег, пытаясь перебороть страх.
От собственного крика он неожиданно вышел из оцепенения и быстро пошел вперед, постоянно водя стволом ракетницы из стороны в сторону. Впереди лежал большой валун. Олег интуитивно повернулся к нему лицом и в ту же секунду заметил направленное на него дуло пистолета. От удара в левую часть груди Умелова подбросило назад, и он рухнул в чистую воду Ольховки. Быстрое течение подхватило упавшую с головы сержанта фуражку и понесло её к седым водам Тихого океана.
Лео поднялся из-за валуна, и, убедившись, что тело пограничника уже перестало дергаться в предсмертных конвульсиях, произнес вслух.
– Хороший выстрел. Прямо в сердце!
Поставив пистолет на предохранитель, он засунул его к себе рюкзак. Теперь уже ничего не мешало ему спокойно двигаться дальше. Он последний раз посмотрел на бездыханное тело своего врага, о которое билась чистая речная вода, и зашагал вверх по течению. Через час он добрался до подъема на плато, от которого начиналась дорога к кальдере вулкана Креницына. Немного передохнув, Лео стал карабкаться вверх по склону. Когда до конца подъема оставалось буквально десять метров, он ухватился за торчащий из земли корень кедрача. Неожиданно растение с треском обломилось, и Лео кубарем полетел вниз. Очнувшись, он первым делом стал ощупывать рюкзак, желая убедиться, что золото по-прежнему находится там. Приятная тяжесть слитков вернула ему спокойствие.
«Надо быть осторожнее. Не хватало еще чего-нибудь сломать», – подумал Лео.
Чен решил еще раз взглянуть на свою добычу. Блеск золота был для него сейчас самым лучшим стимулятором от усталости. Лео запустил руку в мешок и вытащил один из них. На гладкой поверхности блестящего бруска виднелась большая вмятина, от которой в разные стороны расходились мелкие трещинки. Чен уставился на слиток, пытаясь сообразить, что бы это значило. Он достал нож и его кончиком царапнул место вмятины на бруске. Трещинки разошлись, и под блестящей золотой поверхностью показался серый металл. Лео царапал еще и еще. Только когда тонкий листок позолоты отлетел от слитка, он понял, что это не золото, а свинец, покрытый позолотой. Несколько секунд он сидел в отупении, потом, спохватившись, быстро достал второй брусок и проделал с ним ту же операцию. Сомнений не осталось: он нес Фаррелу не золото, а искусно сделанные муляжи золотых слитков Имперского банка Японии!