Они выбрали ночь
Шрифт:
– Это не прямое убийство, и не яд, а иное душегубство. И вот что странно, мистер Форсберг. Сердце мальчика просто разорвало в клочья. Будто изнутри. Его словно что-то напугало, да так сильно, что на лице застыла гримаса ужаса…
После последнего слова Смотритель умолк, вновь закрутив головой. Только сейчас Джинкс заметил, насколько утомленным выглядит полицейский: мешки под глазами, бледная кожа, двухдневная щетина, волосы, торчащие в разные стороны, – он словно затравленный, ощетинившийся зверь не мог найти себе места.
Неважно с чем это было связано, но теперь Джинкс наконец-то почувствовал томительное волнение. Ускользающая от него нить расследования помахала ему хвостиком, в последний миг, показав верное направление. Следующим шагом, стоило немедленно сопоставить все 'за' и 'против', узнать все подробности и обстоятельства происшедшего в квартале Отрешенных.
Еще одна странная смерть. Пытаясь отыскать ее концы на Старом кладбище, он обнаружил след в том месте, где убийство стало такой же обыденностью, как прием пищи.
Сорвавшись с места, будто цепной пес констебль внимательно осмотрел плохо освещенный закуток, пыльную поверхность земли и старые испещренные дырами стены двух домов-близнецов. И только тщательно изучив тупик, затем обратился к Стенли:
– Внешне он был цел? – и, заметив на лице собеседника замешательства, инспектор тут же пояснил – Простите, Стенли, я выразился не совсем точно: я имел в виду труп юноши.
– Да, безусловно, – без промедления откликнулся Смотритель. – Ни единой царапины или шрама. Да и в кармане нашлось пару суонов, стало быть, не ограбление. Местный знахарь осмотрел его внимательнейшим образом, никакой зацепки, как и с мистером возницей. Я вот тогда и подумал, что происшествия эти очень похожи… Одной ночью… Внезапно… И у обоих сердечко не сдюжило. Не правда ли, слишком много совпадений. Что же его смогло так напугать, вот в чем большой вопрос?
До последней фразы констебль слушал собеседника в пол уха, но когда тот вновь завел шарманку про внезапный испуг, не выдержал:
– Скажите, Стенли. Почему вы считаете, что юношу напугало что-то неживое?
– Ну как же… это же очевидно, – в голосе полицейского мелькнули нотки откровенной обиды.
В один миг он оказался у правой стены и указал на землю и начал рассказывать:
– Смотрите же, вот здесь и здесь. Это явно следы женских туфелек. Ночью они были совсем свежие, такие, как от ботинок умершего. И еще вот здесь… – Смотрящий переместился к левой стене и продолжил: – Она прошла вот здесь, по краю, словно чего-то опасалась. А здесь что-то обронила. Воришка, видимо, хотел поднять, но она заметила его. И никаких иных следов…
– То есть вы считаете, что хрупкая девушка уж точно никак не могла напугать юного вора? – Джинкс захотел улыбнуться, но в последний момент передумал. Это могло оскорбить полицейского в его рвении.
Но как оказалось, тот и не думал отступать от своей смелой версии.
– Безусловно. Я много думал, и вот что пришло мне на ум. Если бы вора напугал человек или какое другое существо, девушка тоже лишился бы чувств. Правда, все могло быть совсем иначе…
– И как же?
– А что если ту, что мы считали хрупкой девицей, вовсе таковой не являлась, – вкрадчиво, почти шепотом, произнес Стенли.
– А кем же она являлась? – искренне удивился мистер Форсберг.
Но Смотрящий так ничего и не ответил, а лишь растерянно пожал плечами.
– Не знаю. Я всю голову сломал. Только ничего на ум не приходит.
Проследив за полицмейстером, Джинкс ощутил, что его вновь разрывают на части непреодолимые противоречия. Вроде бы, все сходилось, и события действительно могли происходить так, как предположил Стенли. Только здравый смысл никак не хотел одобрить нарисованную картину – слишком уж все было предсказуемо… Впрочем и смерть Фрита казалась вполне простой и объяснимой.
Если бы только не было того странного сна!
Присев на каменную ступень перед входом в заколоченную дверь, Стенли уставился в полумрак узкой улочки, обреченно произнес:
– Я чувствую, что схожу с ума. Этот юноша просто не выходит у меня из головы. Только закрываю глаза, а его лицо передо мной.
Не зная как утешить служителя закона, констебль отошел в сторону и отвернулся. Трудно представить, что такой крепкий и мужественный человек мог в одночасье обмякнуть, превратившись в беззащитное создание.
– Спасибо за помощь, Стенли. А теперь, идите домой. Вам просто необходимо отдохнуть. А мне – побыть одному и все взвесить.
Смотритель молча кивнул. Его понурый силуэт быстро исчез в узких переулках домов, оставив мистера Форсберга одного.
Воспринимать смерть постороннего человека как собственную трагедию, прямой путь к душевным страданиям и расстройствами разума – данную аксиому молодой инспектор запомнил навсегда еще с институтской скамьи. Только избежать этой участи было гораздо сложнее, чем виделось на первый взгляд. Место преступления, как водоворот затягивало каждого, кто хоть раз оказывался здесь – и тогда на плечи служителя закона ложилась не только ответственность, но и боль, и отчаянье тех трагических обстоятельств, которые вихрем врывались в его размеренную жизнь. Многие не выдерживали, ломались, и необязательно сразу, а, к примеру, как Стенли, через долгие годы службы. И это было неизбежно!
Джинкс грустно вздохнул. Мысли возникли сами собой.
' Настоящее безумие. Подумать только, иду на поводу у собственного ночного кошмара. Пытаюсь отыскать следы там – где их не может быть по определению. Зачем? Собственная блажь или желание выискать истину?' – ответа не нашлось. – 'Всеединый, кажется, я схожу с ума', – растирая уставшие глаза, инспектор вернулся к своей работе.
Стоило еще раз тщательно осмотреть место происшествия – так, как учили в университете. Без тени сомнения и оглядок на противоречия.
Шаг за шагом, Джинкс измерил периметр – никаких зацепок, только следы, внезапно появляющиеся и исчезающие возле стены каменного дома и крохотные, почти кукольные отпечатки у самого угла.
– И не надоело капаться в человеческих трагедиях? Имейте хоть какое-то уважение!
Услышав за спиной чужой голос, констебль заметно вздрогнул. Отпрянув к стене, он резко обернулся. В узком переулке, преградив единственный выход, стоял стройный мужчина с черной повязкой на лице. Мистер Форсберг сразу узнал его. Именно этот мрачный тип утешал молодую мисс у Старого кладбища.