Они жаждут
Шрифт:
Но это была она — он в этом был сейчас уверен. О, Хозяин, он будет так доволен — он нашел свою Бев!
На глаза навернулись слезы, он подвел свой «жук-фольксваген» к обочине, затормозил, подозвал взмахом руки девушку. Она посмотрела по сторонам, надеясь, что ей подвернется что-нибудь получше малопрестижного автомобильчика, потом подошла к «фольксвагену», вглядываясь в сидевшего за рулем мужчину с темными тяжелыми веками и темными глазами.
— Меньше, чем за семьдесят пять не поеду, — сказала она равнодушно тонким голосом. Раньше она строила планы войти в
— Пятьдесят, — сказал Таракан. Он начал вытаскивать бумажник.
— Ты что, насчет быстренького договариваешься, или как?
— Ага, быстренького.
— Работа для губ?
Вид у него, конечно, отвратительный, но за пятьдесят зеленых! И она сможет купить те новые туфли, которые присмотрела на Бродвее. В машине был какой-то странный запах к тому же. Алкоголь? Лосьон для бритья? Но запах пропал — его занесло лишь случайным порывом ветра. В самом деле, какого черта! Она скользнула в машину.
— Меня зовут Ким, — сказала она и игриво сжала бедро мужчины.
Он улыбнулся, вливаясь обратно в поток движущихся автомобилей.
— Я знаю твое имя. Ты меня не проведешь.
— Что? — пробормотала Ким. «Боже, кажется, это какой-то ненормальный, — подумала она. — А может, это Таракан?» От этой мысли пробрала ледяная дрожь, но она отбросила ее. Слишком этот парень маленький, только руки здоровенные. Перец у него, наверное, совсем как стручок. От этой мысли она разразилась хихиканьем.
— Над чем это ты смеешься? — резко спросил он.
— Ооооо! — сказала Ким голосом маленькой девочки. — Только не откусывай малышке голову, дорогуша. Почему бы тебе не свернуть вот туда, миленький? Там твоя малышка даст тебе все, что тебе нужно.
— Ладно, — сказал он. — Отлично.
Он свернул с бульвара, но проехал через всю боковую улицу, оказавшись на авеню Франклина.
— Эй! Куда это ты меня везешь?
— Увидишь, — сказал он, пересекая авеню и направляясь на север, к Юкка — стрит. — Ты только сиди тихо, и ты увидишь.
— Останови машину! — вдруг потребовала Ким. — Я хочу выйти!
— Нет, не выйдет. Ты тогда сбежишь. Я давно искал тебя, очень давно. И теперь, Бев, я не позволю тебе сбежать.
Девушку охватил ужас. Дыхание ее участилось.
— Выпусти меня, — прошептала она, пытаясь открыть дверцу, но одной рукой водитель «фольксвагена» стремительно поймал ее за шею, обхватив сзади.
— Не делай этого! — крикнул он. — Все должно быть не так!
Он повернул на Палмеро-стрит и проехал улицу до самого тупика, где стояло несколько темных многоквартирных блоков. В центре заросшего сорняками пустыря, бывшей стоянки, высилась громадная куча земли и мусора. Ким боролась изо всех сил, пытаясь вырваться на волю.
— Прекрати! — закричал он. — Бев, перестань же!
Она на секунду ослабела, перестала сопротивляться, и когда его хватка ослабела, она повернулась и впилась ему в щеку ногтями, потом снова рванулась к двери. Он схватил ее за волосы, притянул голову к себе.
И тут он прозрел истину, как прозревал
— Ты не Бев! — сказал с отчаянием Таракан. — Ты не… не… она!
Он протянулся в промежуток между сиденьями, чтобы достать пропитанную снотворным тряпку, потом быстро поднес ткань к лицу Ким. Она вскрикнула и принялась отбиваться, но он лишь плотнее прижал к ее рту и ноздрям тряпку.
И тут его ослепила вспышка автомобильных фар.
8
Палатазин и Цейтговель включили фары своих машин почти одновременно, и Цейтговель закричал:
— Полиция! Ни с места!
Бенфилд отчаянно завертел головой. В следующее мгновение он распахнул пассажирскую дверцу и пинком ноги выпихнул блондинку наружу. Она с трудом встала на колени, потом подалась вперед и упала лицом вниз, потеряв сознание. Мотор «фольксвагена» заревел, потом машина сделала резкий разворот и устремилась к импровизированному заградительному блоку, который образовали машины Цейтговеля и Палатазина. В последний момент «фольксваген» попытался отвернуть в сторону, но Цейтговель нажал на педаль газа и ударил радиатором в борт машины Таракана. Таракан выбрался наружу, за стеклом его толстолинзовых очков глаза сверкали, подобно огненным кругам. Он бросился бежать в темноту, но Палатазин был уже снаружи, направив в его сторону свой пистолет.
— Стоять, или я стреляю! — крикнул он.
Бенфилд продолжал бежать. Палатазин выстрелил в воздух, и Бенфилд рухнул на землю дрожащей грудой плоти. Держа пистолет в вытянутой руке, Палатазин подошел к лежавшему человеку.
— Не шевелиться! — коротко приказал он. — Не двигаться, или я стреляю!
Позади он слышал щебетание возбужденных голосов в передатчике Цейтговеля, в кабине машины, а к Палатазину, топоча, словно дикий буйвол, бежал Фаррис.
Подойдя к Бенфилду, Палатазин увидел, что этот человек свернулся, словно младенец в утробе матери. Он сосал собственный большой палец. Фаррис силой заставил его подняться на ноги, защелкнул наручники, сообщил арестованному о его правах. Глаза Бенфилда остекленели, были пусты, он смотрел куда-то в сторону далеких холмов.
Палатазин вернулся на пустую стоянку — пустырь, и нагнулся над лежащей девушкой. Дыхание ее было неровно, но во всем остальном она, казалось, не пострадала. Рядом с ней лежал кусок ткани, очень сильно пахнувший той самой жидкостью, которую они обнаружили под раковиной в комнате Бенфилда. На глаза Палатазина навернулись слезы. Где-то рядом завыли сирены. Минуту спустя рядом затормозили два патрульных автомобиля, за ними следовала карета «скорой помощи». Один из санитаров разломил пластиковую ампулу под носом девушки, и она зашлась кашлем. Потом она села, по лицу стекали ручейки черной туши, смешанной со слезами.