Они

Шолохов Алексей

Из альбома выползла оса. Жанна вскрикнула и вскочила. Оса взлетела, сделала круг над машущей руками женщиной и присела на сундук. Жанна, не долго думая, опустила увесистый фотоальбом на тварь. Она даже услышала хруст, но для верности Страхова подняла свою «мухобойку» и снова опустила. Теперь уже наверняка. Жанна заглянула под альбом, удовлетворенно кивнула и пошла из сарая. Не до фотографий. Она с детства боялась ос. Да что там ос! Она так же боялась пчел, шмелей – всего, что могло ужалить. А в случае с ее теткой и убить. По сути, Жанна понимала, что смерть от укуса ей не грозит, но этот неприятный зуд, расчесывание опухшей ранки до крови сводили

с ума. И это все от одной маленькой букашки, а если их будет сотня! Слабый зуд будет просто подарком, но на деле сотня ос могла сожрать все, что угодно. Жанна вспомнила, как эти твари объели до кости рыбу, брошенную коту. И только поэтому ей было противно (да и страшно, что тут скрывать), когда осы садились к ней на одежду, а уж тем более на открытые участки кожи.

Жанна подошла к углу дома, когда ей навстречу выбежал Стасик.

– Куда ты, сорванец? – Мать взяла его за плечи.

– Мама, это не я, – быстро заговорил мальчик. – Мамочка, честное слово, это не я.

– Да что – не ты? – Жанна слегка встряхнула сына.

– Это не я, – сказал Стасик и заплакал.

Жанна поняла, что от ребенка больше ничего не добьется, и пошла сначала в летнюю кухню. Осмотрела каждый угол в поисках разбитых стекол или сломанных вещей. То есть того, что может быть результатом детских игр, после которых эти мерзавцы кричат наперебой: «Мамочка, это не я!»

В летней кухне ничего не было. Жанна пошла в дом. На втором этаже что-то жужжало, визжало. Одно радовало – завтра это все закончится. Странно, но ей показалось, что, несмотря на адский шум, она слышит музыку. Но Жанна тут же отбросила эту мысль – и без того проблем много. Страхова даже подумала, что вся семья ополчилась против нее. Сейчас бы… Да, да, именно сейчас она бы не удивилась, что в черном «бумере» сидел «реальный пацан» Багиров. А сдал ему ее любимый муженек.

Жанна вошла в гостиную и ахнула. Она едва сдержала крик, полный злобы. Все стены были разрисованы фиолетовой и желтой красками. Всевозможные твари скалились на вошедшую женщину. И если бы не яркие цветные краски, это зрелище было бы более чем ужасным. Твари фиолетовые с желтыми глазами (Жанна даже подумала, что это не глаза, а налитые серо-желтым гноем фурункулы, и при этом вспомнила девушку из «Макдоналдса») были какими-то выпуклыми, будто из кинотеатра 3D. И они ее пугали. Даже больше, чем осы.

– Мамочка, тебе нравится?

Только теперь среди обилия красок Жанна заметила Кроху. Но для нее она сейчас была в лучшем случае Аленой.

– Ты что натворила, паршивка?!

Жанна схватила дочку за руку и с силой дернула. Даже услышав хруст, женщина уже не могла остановиться. Она орала, хлестала дочку по щекам и орала. Ее раздражало нытье Алены, визг пилы на втором этаже, рисунки, так и норовящие спрыгнуть со стен и наброситься на нее, а самое главное, ее раздражала музыка. Точнее, ее источник. Если бы мелодия лилась из кассетника строителей или ноутбука мужа – это одно, но когда тебя преследует музыка и ты не знаешь источника – это, черт возьми, совсем другое. В какой момент все стихло, Жанна не поняла. Но, услышав звонкую пощечину в мертвой тишине, она дернулась и спрятала руку, будто оправдываясь: это не я, честно-пречестно. Алена уже не плакала. Она молча стояла перед матерью, опустив глаза. Правая рука девочки опухла и покраснела. Жанна опомнилась, упала перед дочерью на колени, прижала ее к себе и заплакала навзрыд.

Слово, выведенное жирными черными буквами (Жанна сразу узнала мастику), было выведено поверх объемных

прыщавых тварей. Страхова была уверена, что его не было, когда она вошла в комнату. Хотя… Сквозь слезы она никак не могла прочитать, что написано на стене. Жанна встала с колен, вытерла глаза и прочитала:

– Убирайтесь!

* * *

Леша откопал уже метра полтора. Земля была мягкой, будто колодец закопали только вчера. Он вылез, чтобы передохнуть, когда услышал крик жены. Страхов, вытирая руки об одежду, пошел к дому. Звукоизоляция в доме, конечно, была хреновой, либо у его жены были до этого скрытые таланты оперной певицы. Ее голос разносился далеко за пределы их участка.

– Мы приобретаем здесь неплохую репутацию, – с грустной усмешкой проговорил Алексей и поднялся на крыльцо.

Он едва не пришел в ярость, когда увидел художества дочери.

– Это что за херь?

Жанна обернулась на мужа с таким видом, будто ее застукали за чем-то непристойным.

– Кто испортил эти херовы стены?! – взревел Страхов.

– Папочка, это точно не я, – раздался голос Стасика за спиной.

– Станислав, подойди сюда, – не оборачиваясь, произнес отец.

Мальчик подошел к Алексею и встал перед ним, опустив голову.

– Станислав, посмотри мне в глаза.

Это безумие больше походило не на воспитательный процесс, а на издевательства над пленными, основанные на психологическое подавление воли.

– Я говорил тебе, чтобы ты следил за сестрой?

– Папочка…

– Ответь! – приказал отец.

– Говорил, – покорно ответил Стасик.

– Алеша, не надо, – взмолилась Жанна.

И тут Страхов увидел то, что скрывалось за супругой. Он, не раздумывая, ударил ребенка.

– Ты говоришь, что не делал этого?! – Алексей схватил Стасика за руку и поволок к стене с надписью. – А кто сделал это?! – И мужчина принялся бить сына.

Жанна подскочила к мужу и попыталась вырвать ремень у него из рук, но он не унимался. Леша хлестал направо и налево, мало заботясь, куда попадает пояс.

– Это сделала сестричка Бэби.

Сквозь крики, визг инструмента и снова раздающуюся неизвестно откуда музыку тихие слова Алены прозвенели настолько громко, что оба родителя даже замерли.

– Что ты сказала, Крошка?

– Зверюшек мы рисовали с Бэби вместе, а слово написала его сестричка.

Леша, не опуская ремня, подошел к дочери и присел перед ней на корточки.

– Послушай, Крошка, нет никакого Бэби и его сестрички, – несмотря на закипающую внутри ярость, очень спокойно проговорил Леша. – Ты уже взрослая девочка…

– Папочка, мне всего пять с половиной лет, – возразила Алена.

– Ну, вот видишь, тебе почти шесть лет. А девочки шести лет уже должны учиться отвечать за свои поступки.

– Но не за чужие же, – пробурчал сквозь слезы Стасик.

Страхов зыркнул на него, но Жанна уже закрыла сына от праведного гнева родителя.

– Папочка, я говорю правду. Бэби здесь. Он сейчас стоит вон там.

Леша повернулся в угол, куда показывала дочь. Ему показалось, что там стоит мальчишка в синих шортиках и красной рубашке с коротким рукавом. Чертов пацан улыбался. Алексей поднялся в полный рост, и мальчик исчез.

– Нет никакого Бэби, – прошептал Леша. – Ты слышишь меня? – Этот вопрос, скорее всего, был адресован самому себе. – Его нет!

Повернувшись лицом к дочери, он закричал:

– Нет никакого пацана в шортах!

– Вот это здорово я зашел, – произнес Андрей от двери и скинул сумку с плеча.