Онича
Шрифт:
Вечером они ходили купаться в теплом море, гладком, как озеро, среди скал с засевшими в них лиловыми морскими ежами. Плавали вместе, очень медленно, чтобы видеть, как солнце опускается за холмы, воспламеняет отроги. Море приобретало цвета неба, становилось неосязаемым, нереальным. Однажды он сказал, потому что собирался в Африку: «Там люди верят, что
29
«Баю-баю-бай! // Поскорее засыпай! // А не то Карге отдам // На недельку — то-то срам! // Черный Дядька, знамо дело, // Заберет на месяц целый!» ( итал.)
Дыхание Джеффри жгло ей затылок, она ощущала биение его сердца. Или это был рокот барабанов в ночи, на том берегу реки, но она больше не боялась. «Я тебя люблю». Она услышала его голос, его дыхание. «I am so fond of you, Marilu». Он сжимал ее в своих объятиях, она чувствовала, как в ней поднимется волна, как когда-то, когда все было внове. «Ничего не случилось, я никогда с тобой не разлучался». Волна росла в ней, проходя и через тело Джеффри. С волной сливался низкий непрерывный рокот, унося их, будто река, как когда-то море в Италии; этот звук опьянял, успокаивал; это был звук грозы, стихающей на другом берегу.
* * *
Дул гарматан [30] . Горячий ветер иссушил небо и землю, речная грязь покрылась морщинами, как шкура дряхлого зверя. На лазурно-голубой реке обнажились огромные, полные птиц плёсы. Пароход больше не доходил до Оничи, выгружал товары в Дегеме. «Джордж Шоттон», застрявший на мысу острова Броккедон, лежал в иле, совершенно похожий на скелет морского чудовища.
Джеффри теперь не ездил днем на Пристань. Служебные помещения «Юнайтед Африка» превратились в настоящие духовки из-за железных крыш. Он отправлялся туда только под вечер — забрать почту, проверить учетные книги, движение товаров. Потом шел в Клуб, но все хуже и хуже выносил тамошнюю обстановку. Симпсон рассказывал, со стаканом в руке, свои вечные охотничьи истории. После того происшествия с May держался с Джеффри нагло, саркастично, омерзительно. Строительство бассейна застопорилось. Стены ямы недостаточно закрепили, и грунт обрушился с одной стороны, покалечив каторжников. Джеффри вернулся возмущенный:
30
Гарматан— в Западной Африке сухой жаркий ветер, несущий песок из Сахары.
— Этот мерзавец мог хотя бы цепи с них снять, пока они работают.
May чуть не плакала:
— Как ты можешь бывать у него, заходить туда?!
— Но я скажу об этом резиденту. Так не может продолжаться.
Потом Джеффри все забывал. Запирался в своей комнате, сидел за письменным столом под пришпиленной к стене большой картой Птолемея. Читал, делал заметки, изучал карты.
Как-то днем Финтан остановился на пороге кабинета. Смотрел робко, и Джеффри позвал его. Он казался возбужденным — седоватые волосы в беспорядке, видна лысеющая макушка. Финтан пытался думать о нем как о своем отце. Это давалось не очень-то легко.
«Знаешь, boy, похоже, я нашел отгадку». Он говорил с некоторой горячностью. Показал на карту, пришпиленную к стене. «Птолемей ведь все объясняет. Оазис Юпитера-Аммона слишком далеко на севере, невозможно. Значит, дорога на Куфру, через Эфиопские горы, потом на юг, из-за Гиргири, до Хилонидских болот или даже еще южнее, в сторону Нубии. Нубийцы были союзниками последних захватчиков Мероэ. А дальше они следовали подземному течению реки. Ночью, благодаря просачиванию, находили достаточно воды и для себя, и для своего скота. И однажды, после стольких лет, должны были встретить большую реку, новый Нил».
Он говорил, расхаживая по комнате, то надевая, то снимая очки. Финтану было немного страшно, и вместе с тем он жадно слушал обрывки этой необыкновенной истории, названия гор, колодцев в пустыне.
«Мероэ, город чернокожей царицы, последней наследницы Осириса [31] , последней из рода фараонов. Та-Кемт, Черная Земля. В трехсот пятидесятом году Мероэ был разграблен царем Эзаной из Аксума. Он вошел в город со своими войсками, наемниками из Нубии, и весь народ Мероэ, писцы, ученые, архитекторы, забрав с собой стада и священные сокровища, ушли вслед за царицей в поисках нового мира…»
31
Осирис(Усир) — древнеегипетский бог производительных сил природы, владыка загробного царства. Фараоны считались его наследниками, а после смерти — его воплощениями.
Он говорил так, словно это была его собственная история, словно он сам после долгого путешествия добрался сюда, на берега реки Гир, в этот таинственный город, ставший новым Мероэ, словно река, текущая перед Оничей, и есть путь на другую сторону мира, к мысу Геспериу-Керас, Западному Рогу, и горе Теон-Охема, Колеснице Богов, к народам — хранителям леса.
Финтан слушал эти названия, слушал голос этого человека и чувствовал слезы в своих глазах, не понимая почему. Быть может, из-за звука голоса, глухого, обращенного не к нему, а к самому себе, или, скорее, из-за того, о чем говорил Джеффри, из-за этой мечты, пришедшей из такого далека, из-за этих названий на незнакомом языке, которые он торопливо считывал с карты, пришпиленной к стене, словно через мгновение будет слишком поздно, словно все ускользнет: Гарамантес, Тумелита, Тайма, и еще это, написанное красными заглавными буквами, NIGERIA METROPOLIS, у слияния рек, на границе пустыни и леса, там, где вновь начался мир. Город чернокожей царицы.
Было жарко. Вокруг ламп роились крылатые муравьи, к световым пятнам липли агамы, вытянув голову с неподвижными глазами к центру ореола из мошкары.
Финтан так и стоял на пороге. Смотрел на лихорадочно возбужденного человека, шагавшего взад-вперед перед картой, и слушал его голос. Пытался представить себе город посреди реки, таинственный город, где время остановилось. Но всё, что он видел, была Онича, застывшая на речном берегу, со своими пыльными улицами и домами под железными ржавыми крышами, с причалами, зданиями «Юнайтед Африка», дворцом Сэбина Родса и зияющей ямой перед домом Джеральда Симпсона. Быть может, уже слишком поздно.
«Ступай, оставь меня».
Джеффри сел за стол, заваленный бумагами. У него был усталый вид. Финтан попятился, стараясь не шуметь.
«Закрой дверь».
Он говорил «дверь», пропуская звук «р», и из-за этого Финтан подумал, что мог бы любить Джеффри, несмотря на его злость и раздражительность. Он закрыл дверь, выпуская ручку очень медленно, словно боялся его разбудить. И тотчас же почувствовал комок в горле и слезы в глазах. Зашел к May в ее комнату, прижался к ней. Он боялся того, что должно было случиться, хотел бы никогда не приезжать сюда, в Оничу. «Поговори со мной на твоем языке». Она спела ему считалку, как в прежние времена.
* * *
Первые линии татуировки — эмблема солнца, или итси нгвери, сыновей Эри, первого из умундри, потомков Эзе Ндри. Мозес, говорящий на всех языках залива Биафра, рассказывает Джеффри: «Люди в Агбадже называют знаки на щеках молодых людей ого— крылья и хвост сокола. Но все они зовут бога Чуку, то есть Солнце».
Он говорит о боге, который посылает дождь и урожаи. Говорит: «Он повсюду, он дух неба».