Оно

Кинг Стивен

Она разразилась рыданиями. Сестра смотрела на нее без особой симпатии.

На протяжении всей этой арии доктор Хэндор продолжал мямлить:

– Соня.., пожалуйста, Соня... Соня... – Это был худой, безвольный человек с маленькими неровно подстриженными усиками, взволнованный происходящим. Эдди вспомнил слова мистера Кина, и ему стало жалко доктора.

Наконец Расе Хэндор взял себя в руки и отважился сказать:

– Соня, если вы так расстроены, вам лучше выйти. Она обернулась, и доктор сник.

– И не думайте об этом! Никогда! Мой сын на смертном одре! Мой сын на смертном одре!

Эдди поразил всех, заговорив.

– Я хочу,

чтобы ты вышла, ма. Если я буду кричать, а, наверное, я буду, тебе будет лучше побыть снаружи.

Она повернулась к сыну в изумлении.., и в обиде. При виде ее обиженного лица тиски снова сжали его грудь.

– Конечно же, не будет! – воскликнула миссис Каспбрак. – Что за ужасные вещи ты говоришь? Ты бредишь, не нахожу другого объяснения!

– Не знаю, чем это объяснить, и не мое это дело, – сказала сестра. – Все, что я знаю, это то, что мы стоим здесь сложа руки и ничего не делаем для мальчика.

– Что вы имеете в виду? – голос Сони приобрел трубную окраску, как всегда бывало в минуты наибольшего возмущения.

– Прошу вас, Соня. Не будем спорить. Нужно помочь мальчику, – прошептал Хэндор.

Соня отшатнулась, ее глаза блестели, как у медведицы, защищающей своего детеныша. Он угрожал отмщением, возможно, даже судебным иском. Потом ее глаза затуманились, и блеск потух.

– Сейчас тебе плохо, но скоро все будет хорошо. Очень скоро, это я тебе обещаю.

– Конечно, ма, – выдавил Эдди. – Можно мне ингалятор?

– Почему нет? – Соня Каспбрак с ликованием взглянула на медсестру, как будто с нее только что сняли нелепое обвинение. – У моего сына астма. Это серьезная болезнь, но он прекрасно держится.

– Прекрасно, – ровным голосом ответила сестра. Мать Эдди дала ему ингалятор. Мгновением позже доктор Хэндор начал ощупывать его руку. Он делал это очень аккуратно, но боль все еще была очень сильной. Эдди почувствовал, что вот-вот вскрикнет, и заскрипел зубами, боясь, что его мать тоже начнет кричать. На его лбу выступили крупные капли пота.

– Вы делаете ему больно! Я знаю это! Но в этом нет никакой необходимости! Прекратите! Не нужно делать ему больно! Он такой нежный, он не вынесет этого!

Эдди увидел, как возмущенные глаза медсестры встретились с усталыми безвольными глазами доктора. Ее глаза говорили: «Уберите отсюда эту женщину!» Хэндор потупился: «Я не могу. Я боюсь ее».

Боль дала Эдди удивительную ясность ощущения, хотя ему пришлось заплатить за нее слишком дорогой ценой. После этого бессловесного диалога, не оставалось никаких сомнений: мистер Кин не солгал. В ингаляторе просто вода с камфарным привкусом, астма не в горле и не в легких, а в его сознании. Так или иначе, с этим придется считаться.

Боль позволила Эдди беспристрастно взглянуть на свою мать: цветочки на ее платье от Лэйн Брайант, пятна пота чуть ниже подмышек – прокладки уже не могли его впитывать, потертые туфли. Он увидел ее маленькие глаза, глубоко спрятавшиеся в складках кожи, и в голову ему пришла страшная мысль: это были почти такие же глаза хищника, как глаза того прокаженного, выползшего из подвала дома № 29 на Нейболт-стрит. «Вот он я, все хорошо.., не стоит убегать, Эдди...»

Доктор Хэндор осторожно обхватил сломанную руку мальчика и сдавил ее. Последовала вспышка боли, и Эдди отключился.

5

Ему дали что-то выпить, и доктор вправил перелом. Эдди слышал, как он говорит его маме, что это очень легкий перелом,

обычный детский перелом, как если бы он упал с дерева. Мама гневно возопила:

– Эдди не лазает по деревьям! Теперь скажите мне правду! Насколько это опасно?

Потом сестра дала ему таблетку. Он снова почувствовал прикосновение ее грудей к своему плечу и был благодарен ей за это успокаивающее прикосновение. Хотя в глазах у него стоял туман, он понял, что медсестра сердится на его мать. Ему показалось, что он говорит: «Она не как тот прокаженный, она пожирает меня только потому, что любит», – но, видимо, он сказал это не вслух, потому что лицо медсестры оставалось все таким же суровым.

У Эдди сохранились смутные воспоминания о том, как его везли по коридору, а сзади раздавался голос миссис Каспбрак:

– Что вы имеете в виду под часами для посещения? Не говорите мне о часах для посещения, он мой сын!

Эта ночь принесла с собой боль, много боли. Он лежал с открытыми глазами, глядя, как за окном бушует гроза. Когда в черном небе блеснула ослепительная молния, Эдди быстро засунул голову под одеяло, боясь увидеть на нем ухмыляющееся лицо какого-нибудь монстра.

Наконец он снова уснул и увидел сон, как будто его друзья – Билл, Бен, Ричи, Стэн, Майк и Бев – приехали в больницу на велосипедах. К своему удивлению, он увидел, что Бев одета в платье красивого зеленого цвета – цвета Карибского моря на иллюстрациях в журнале «Нэшнл Джиогрэфик». До этого он никогда не видел ее в платье, он помнил на ней только джинсы, гетры и то, что девочки называют «школьным костюмом» – юбки и блузки; блузки, как правило, белые, с круглым воротом, а юбки коричневые, плиссированные и подрубленные на середине голени, так, чтобы не были видны колени.

Ему снилось, что они приехали ко времени для посещения, которое начиналось в 14.00, и его мама, которая прилежно ждала с одиннадцати, с криками напустилась на них.

«Если вы думаете, что зайдете туда, то не тут-то было!» – закричала она, и клоун, который все время сидел в приемной с номером журнала «Лук» в руках, вскочил и начал аплодировать ей, быстро похлопывая руками в белых перчатках... Он выделывал антраша, пританцовывал, толкал перед собой тележку, выполнял прыжок через спину, а миссис Каспбрак, захлебываясь, кричала на друзей Эдди, и они, сжавшись, отступали за спину Билла, который единственный стоял выпрямившись, бледный, но внешне невозмутимый, глубоко засунув руки в карманы (может быть, для того, чтобы никто, включая и самого Билла, не видел, дрожат у него руки или нет). Никто, кроме Эдди, клоуна не видел.., хотя младенец, безмятежно посапывавший на руках у матери, вдруг проснулся и начал громко кричать.

«От вас и так много было вреда! – вопила миссис Каспбрак. – Я знаю, что это за мальчики! У них неприятности в школе и в полиции! И то, что у них счеты с вами, еще не значит, что у них должны быть счеты с ним! Так я ему и сказала, и он согласился со мной. Он хотел, чтобы я прогнала вас, он больше не хочет вас видеть! Никого из вас! Я знала, что все это до добра не доведет, и вот – пожалуйста! Мой Эдди в больнице! Такой нежный мальчик, как он...»

Клоун прыгал, танцевал, садился на шпагат и стоял на одной руке. Теперь его улыбка казалась совершенно реальной, и Эдди во сне понял, что клоуну только этого и было нужно – чтобы в их отношениях появился разлад и смятение, чтобы все пошло не так, как хотелось им. В каком-то порочном экстазе клоун сделал двойной кувырок и чмокнул миссис Каспбрак в щеку.