Оно
Шрифт:
– Остальные шли сюда, – вдруг сказал Бен. – Что, если их поймали?
Она выпрямилась, соображая, что она почти дремала, клевала носом. Она вспомнила, что Билл пригласил Майка Хэнлона домой позавтракать с ним. Ричи собирался идти домой со Стэном и поесть сэндвичей. И Эдди обещал принести снова свою доску «Парчези». Они скоро придут, совершенно не подозревая, что Генри и его дружки в Барренсе.
– Мы должны предупредить их, – сказала Беверли. – Генри гоняется не только за мной.
– Если мы уйдем, и они вернутся...
– Да, но мы, по крайней мере, знаем, что они здесь. А Билл и ребята не знают. Эдди не сможет даже убежать, они сломали ему руку.
– Бог ты мой! – сказал Бен. – Думаю, нам надо рискнуть.
– Да, –
– Что?
– Генри по-настоящему сошел с ума. Он как тот парень в «Школьных джунглях». Он собирался убить меня, а те двое ему помогали.
– О, нет, – сказал Бен. – Генри сумасшедший, но не настолько.Он просто...
– Просто что? – сказала Беверли. Она вспомнила Генри и Патрика на автомобильном кладбище, когда ярко светило солнце. Пустые глаза Генри.
Бен не ответил. Он думал. Вещи менялись, не правда ли? Когда ты участвуешь в этих переменах, тебе их труднее видеть. Ты должен сделать шаг в сторону, чтобы увидеть их.., должен постараться, во всяком случае. Когда ты ходил в школу, ты боялся Генри, но только потому что Генри был больше и потому что он был хулиганом – таким парнем, который обычно хватал первоклассника, по-индейски выворачивал ему руку и отпихивал его, плачущего. И так во всем. Затем он сделал гравировку на животе Бена. Потом была драка камнями, и Генри бросал в головы людям М-80. Одной из таких штуковин можно было бы и убить кого-нибудь. Спокойно можно было убить. Он стал смотреть по-другому – как одержимый, что ли. Казалось, вам всегда нужно было быть с ним начеку, также как вы всегда должны быть начеку с тиграми или ядовитыми змеями, если вы находитесь в джунглях. Но вы к этому привыкаете, настолько привыкаете, что вам это даже не кажется необычным. Но Генри былсумасшедшим, не правда ли? Да. Бен узнал это в тот день, когда школа кончилась, и упрямо отказался верить в это или помнить это. Это было то, что не хотелось помнить и во что не хотелось верить. И вдруг у него в голове возникла мысль – холодная, как октябрьская грязь, мысль настолько сильная, что казалась почти непреложной. Оно использовало Генри. Может быть, других тоже, но Оно использовало их через Генри. И если это правда, тогда она, возможно, права. Это не просто индейские выкручивания или подзатыльники во время уроков к концу учебного дня, пока миссис Дуглас читает книгу у себя за столом, не просто удар на площадке, так что ты падаешь и раздираешь себе коленку. Если Оно его использует, тогда Генри возьмется за нож.
– Одна пожилая женщина видела, как они хотели убить меня, – сказала Беверли. – Генри напал на нее. Он разбил ей заднюю фару.
Это встревожило Бена больше, чем все остальное. Он инстинктивно понимал, как большинство ребят, что они живут ниже поля зрения взрослых и ниже их поля мышления. Когда взрослый идет, пританцовывая и напевая по улице, думая свои взрослые думы о работе, о друзьях, о покупке автомобиля и вообще, о чем бы он ни думал, он никогда не замечает детей, играющих в «классики», или в войну, или в салки, или в прятки. Хулиганы наподобие Генри могли вволю охотиться за другими ребятами, пока они оставались под этой линией видения. Самое большее – это то, что проходящий взрослый мог сказать что-нибудь наподобие «прекратите это» и затем опять продолжить свое пританцовывание-напевание, не беспокоясь о том, прекратил хулиган или нет. Поэтому хулиган ждал, когда взрослый повернет за угол.., и затем возвращался к своему делу, как обычно. Похоже было, что взрослые думали, что настоящая жизнь начинается только тогда,
Если Генри напал на какую-то старую леди, он вышел за это поле зрения. И это более всего прочего заставило Бена предположить, что он действительно стал сумасшедшим.
Беверли увидела в лице Бена веру и почувствовала облегчение. Ей не надо было рассказывать о том, как мистер Росс просто свернул газету и прошел в дом. Она не хотела рассказывать об этом. Это было слишком жутко.
– Пошли на Канзас-стрит, – сказал Бен и резко открыл люк. – Будь готова бежать.
Он встал в открытое отверстие и осмотрелся. Кругом было тихо. Он слышал журчание Кендускеага поблизости, пение птиц, тяжелое дыхание дизельного двигателя, фыркающего в железнодорожном депо. Он больше ничего не слышал, и это беспокоило его. Он чувствовал бы себя намного лучше, если бы услышал, как Генри, Виктор и Белч ругались в подлеске у потока. Но он их вообще не слышал.
– Пошли, – сказал он и помог Беверли выйти наружу. Она тоже с беспокойством посмотрела вокруг, отбросила рукой волосы, поморщившись от того, какие они грязные.
Он взял ее за руку, и они прошли сквозь заслон кустарников к Канзас-стрит.
– Нам лучше держаться в стороне от дороги.
– Нет, – сказала она, – мы должны торопиться. Он кивнул.
– Хорошо.
Они пошли к дороге и двинулись в сторону Канзас-стрит. Когда она споткнулась о камень на дорожке и
7
Территория семинарии, 12.17
упала на посеребренную луной дорогу. В лунном свете струйка крови, капающая с руки на растрескавшийся бетон, выглядела такой же черной, как кровь жука. Генри тупо, в каком-то оцепенении посмотрел на нее, затем поднял голову и огляделся.
Канзас-стрит была по-утреннему спокойна, тиха, дома закрыты, темны, за исключением света, разбрасываемого ночными огнями.
Ага. Здесь была решетка канализационной трубы.
К одной из железных перекладин ее был привязан воздушный шарик с улыбающимся слащавым лицом. Шарик раскачивался на слабом ветерке.
Генри снова встал на ноги, придерживая липкой рукой живот. Ниггер угостил его здорово, но Генри врезал ему лучше. Да, сэр. Что касается ниггера, Генри чувствовал себя очень хорошо.
– Парень просто дурак, – пробормотал Генри и пошел, ковыляя и спотыкаясь, к колышущемуся воздушному шару. На его руке блестела свежая кровь, продолжающая течь из живота.
– С одним покончено. Вмазал сопляку. Вмажу им всем, покажу, как бросать камни.
Мир наплывал медленно катящимися волнами, большими волнами, похожими на те, которые использовали для показа в начале каждого эпизода в «Гавайи-Пять-0» по телевизору в палате.
И Генри мог Генри мог Генри мог почти
(услышать звук, который те мальчишки на Оаху издают, когда они поднимаются на волну, чтобы лететь лететьлететьлететь)
(Реальность мира. Трубы. Катания на волне. Помнишь трубу? Труба была еще та. «Стереть с лица земли». Сумасшедший смех там вначале. Похоже на Патрика Хокстеттера. Чертовски странный парень)
Он беспокоился, что это было...
(черт возьми, намного лучше, чем здорово, это было просто ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, это было ТАК ЖЕ ПРЕКРАСНО, КАК КРОВЬ)
(о'кей труба выходит наверх, не возвращайся, и мои парни поймают волну...)
(выстрелят)
(выстрелятвыстрелятвыстрелят)
(в волну и пойдут по мостовой со мной стрелять)
(стрелять в мир, но хранить)