Оно
Шрифт:
— Д-да. — Он улыбнулся Стэну. Через мгновение улыбнулся и Стэн, и шок, отражавшийся на его лице, пусть и не полностью, но ушел. — Именно э-этого я и хо-отел, трусохвост.
— Бип-бип, придурок, — огрызнулся Стэн, и все рассмеялись. Истерически, визгливо, но Билл полагал, что лучше такой смех, чем никакой.
— Да ладно. — Он заговорил только потому, что кто-то должен был что-то сказать. — Да-авайте до-остроим к-клубный д-дом. Ни-икто не п-против?
Он увидел благодарность в их глазах и порадовался за них… но их благодарность не могла изгнать охвативший его ужас. Более того, эта благодарность в какой-то степени вызвала у него даже ненависть к ним. Неужто ему суждено навсегда скрывать собственный ужас, чтобы не порушить те хрупкие узы, что делают их единым целым? Да и вообще, даже так думать нечестно, правда? Потому
«Господи, — мысленно простонал он, — если взрослым приходится постоянно думать о таком, я не хочу взрослеть».
Его решимость не ослабела, но обрела привкус горечи.
Горечи.
Глава 15
Дымовая яма
Ричи Тозиер сдвигает очки к переносице (этот жест уже становится привычным, хотя последние двадцать лет он носил контактные линзы) и с изумлением думает о том, что атмосфера в комнате изменилась, пока Майк вспоминал происшествие с птицей на развалинах Металлургического завода Китчнера и они говорили об альбоме его отца с фотографиями и движущейся картинкой.
Ричи почувствовал, как комнату заполняет какая-то безумная, пьянящая энергия. За последнюю пару лет он девять или десять раз пробовал кокаин, в основном на вечеринках; если ты известный диджей, кокаин дома лучше не держать — и ощущения схожие, но не совсем. Чувство это было более чистым, более сильным. Ричи подумал, что оно знакомо ему по детству, когда он просыпался с ним каждый день и воспринимал как должное. И если, предполагал Ричи, ребенком он когда-нибудь задумывался об этом глубинном пласте энергии (он не мог вспомнить, задумывался ли), то просто счел его как нечто само собой разумеющееся, то, что всегда будет с тобой, как цвет глаз или отвратительно искривленные пальцы ног.
Что ж, как выяснилось, это неправда. Энергия, которую ты бодро выкачивал ребенком, энергия, которая, как тебе казалось, никогда не закончится, иссякла между восемнадцатью и двадцатью четырьмя годами, уступила место чему-то гораздо более скучному, такому же фальшивому, как кокаиновый кайф: целеустремленности, возможно, или намерениям, или какому-то другому умному слову из лексикона Молодежной торговой палаты. Происходило это незаметно — не разом, как раскат грома. И возможно, думал Ричи, это-то и пугало больше всего. Ты не мог перестать быть ребенком мгновенно, с громким взрывным «ба-бах», как взрывались эти клоунские воздушные шары с надписями а-ля «Бирма-Шейв». [275] Ребенок медленно выходил из тебя, как воздух из проколотой шины. И однажды, подойдя к зеркалу, ты обнаруживал, что на тебя смотрит взрослый. Ты мог по-прежнему носить синие джинсы, ходить на концерты Спрингстина и Сигера, красить волосы, но из зеркала на тебя все равно смотрело лицо взрослого. И происходили эти изменения, пока ты спал, возможно, как визиты Зубной феи. [276]
276
Зубная фея — сказочный персонаж, который дает детям деньги или подарки за выпавший молочный зуб. Его кладут под подушку, и фея берет молочный зуб и заменяет деньгами, как только ребенок засыпает.
«Нет, — думает Ричи. — Не Зубной феи. Феи взросления».
Он громко смеется — забавный, однако, образ, — и когда Беверли вопросительно смотрит на него, машет рукой.
— Не обращай внимания, крошка, — говорит он. — Подумал тут о своем.
Но
Эдди наливает себе еще один стаканчик джина и сливового сока. Билл выпивает бурбон. Майк открывает новую банку пива. Беверли поднимает голову, смотрит на воздушные шарики, которые Билл привязал к аппарату для просмотра микрофильмов, стоящему на столе библиотекарей в общем зале, и торопливо добивает третью «отвертку». Они все пьют и пьют, но никто не пьянеет. Ричи не знает, из какого источника поступает энергия, которую он ощущает, но точно не из бутылок или банок со спиртным.
«НИГГЕРЫ ДЕРРИ — В АУТЕ»: синие шарики.
«НЕУДАЧНИКИ ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОИГРЫВАЮТ, НО СТЭНЛИ УРИС НАКОНЕЦ-ТО ВЫРВАЛСЯ ВПЕРЕД»: оранжевые.
Ричи думает, открывая банку пива: «Мало того, что Оно может обратиться в любого чертова монстра по своему выбору. Мало того, что Оно использует наши страхи. Так теперь Оно еще и Родни Дэнджерфилд [277] в женском наряде».
277
Родни Дэнджерфилд (1921–2004, настоящее имя Джейкоб Коэн) — известный американский комик.
Нарушает паузу Эдди.
— И сколь много знает Оно о том, что мы сейчас делаем? — спрашивает он.
— Оно здесь побывало, так? — говорит Билл.
— Не уверен, что это имеет какое-то значение, — отвечает Эдди.
Билл кивает:
— Это всего лишь виртуальные образы. Означают ли они, что Оно может видеть нас, знать, что мы делаем? Я в этом сомневаюсь. Мы можем видеть ведущего выпуска новостей на экране телевизора. А он нас — нет.
— Эти шарики не просто виртуальные образы, — Беверли тычет большим пальцем за плечо. — Они настоящие.
— Если на то пошло, это так, — подает голос Ричи, и все смотрят на него. — Образы — настоящие. Конечно, настоящие. Они…
И внезапно что-то еще встает на место, что-то новое. Еще одно воспоминание возвращается с такой силой, что он зажимает уши руками. А глаза за стеклами очков широко раскрываются.
— Боже мой! — восклицает Ричи. Хватается за стол, приподнимается, вновь плюхается на стул с громким шлепком. Сшибает банку пива, слишком резко потянувшись к ней, поднимает, выпивает то, что в ней осталось. Смотрит на Майка, а остальные удивленно и озабоченно смотрят на него.
— Жжет! — Он почти кричит. — Жжет в глазах! Майк! В глазах жжет…
Майк кивает, чуть улыбается…
— Ри-и-ичи? — спрашивает Билл. — Ты о ч-чем?
Но Ричи почти не слышит его. Воспоминание прокатывается по нему приливной волной, бросая то в жар, то в холод, и внезапно он понимает, что воспоминания возвращаются одно за другим, по очереди. Если б он вспомнил все сразу, эффект не отличался бы от выстрела психологического помпового ружья, поднесенного к виску. Ему бы сорвало крышу.