Оно
Шрифт:
— Почему?
— Да ладно, — отмахнулся Билл. — Ты думаешь, он приехал сюда только для того, чтобы отшлепать ее?
Мы долго смотрели друг на друга. Потом он встал:
— Послушай, Майк…
— Времени нет, должен сматываться, — кивнул я. — Это я понимаю.
Он рассмеялся, смеялся долго, а потом стал серьезным.
— Спасибо, что пустил нас в свой дом, Майки.
— Я не собираюсь заверять тебя, что будет какая-то разница. Насколько мне известно, никакого терапевтического воздействия мой дом ни на кого не оказывает.
— Что ж… еще увидимся. — А потом он удивил меня. Удивил и растрогал. Поцеловал в щеку. — Благослови тебя Господь,
— Все, возможно, образуется, Билл, — сказал я ему. — Не теряй надежду. Все может измениться к лучшему.
Он улыбнулся и кивнул, но, думаю, у нас обоих из головы не выходило одно слово: кататония.
5 июня 1985 г.
Бен и Беверли зашли сегодня попрощаться. Они не улетают — Бен арендовал большой «кадиллак» в агентстве «Хертц», на котором они и отправятся в Небраску без всякой спешки. Когда они смотрят друг на друга, в их глазах появляется что-то эдакое, и я готов поставить на кон мою пенсию — если они еще не спелись, это произойдет прежде, чем они доберутся до Небраски.
Беверли обняла меня, велела побыстрее поправляться и расплакалась.
Бен тоже обнял меня, в третий или четвертый раз спросил, напишу ли я ему. Я ответил, что обязательно напишу, и точно буду ему писать… какое-то время. Потому что на этот раз я от них ничем не отличаюсь.
Тоже начинаю все забывать.
Как и говорил Билл, пока это мелочи, детали. Но есть ощущение, что процесс будет расширяться. И, возможно, через месяц или через год только этот блокнот будет напоминать мне о том, что произошло здесь, в Дерри. Полагаю, и сами слова могут начать выцветать, и со временем страницы станут такими же чистыми, как и при покупке этого блокнота в отделе канцелярских принадлежностей в Универмаге Фриза. Это ужасная мысль, и днем она представляется мне абсолютно паранойяльной… но, вы понимаете, при ночных бдениях становится более чем логичной.
Это забывание… такое предположение вызывает панику, но в некотором смысле сулит и робкое облегчение, убеждает меня, как ничто другое, что на этот раз они действительно убили Оно; и никому не нужно стоять на страже в ожидании начала нового цикла. Слепая паника, робкое облегчение. Облегчение я могу только приветствовать, робкое или любое другое.
Билл позвонил, чтобы сказать, что они с Одрой въехали в мой дом. Перемен в ее состоянии нет.
«Я всегда буду помнить тебя», — так сказала мне Беверли перед тем, как они с Беном ушли.
Думаю, в ее глазах я увидел другое.
6 июня 1985 г.
Интересная статья появилась сегодня в «Дерри ньюс», на первой странице. Под заголовком: «УРАГАН ЗАСТАВЛЯЕТ ХЕНЛИ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ РАСШИРЕНИЯ ПЛАНОВ СТРОИТЕЛЬСТВА». Вышеуказанный Хенли — Тим Хенли, мультимиллиардер-застройщик, который смерчем ворвался в Дерри в конце шестидесятых. Именно Хенли и Зитнер организовали консорциум, стараниями которого и появился Торговый центр Дерри (он, согласно еще одной статье на первой странице, восстановлению не подлежит). Тим Хенли стремился к тому, чтобы Дерри рос и развивался. Разумеется, мотив получения прибыли, несомненно, присутствовал, но этим дело не ограничивалось: Хенли искренне хотел, чтобы его планы реализовались. И его неожиданный отказ от расширения строительства дает определенную пищу для размышлений. Вывод, что Хенли недоволен Дерри, наиболее очевидный, но не единственный. Вполне возможно, что разрушение Торгового
И в статье есть намеки, что Хенли не одинок; другие инвесторы и потенциальные инвесторы в будущее Дерри скорее всего призадумались. Разумеется, Элу Зитнеру уже можно не беспокоиться: Господь прибрал его к себе, когда центр города провалился сквозь землю. Перед другими же, включая Хенли, стоит довольно-таки серьезная проблема: как отстроить городскую территорию, которая процентов на пятьдесят ушла под воду?
Я склоняюсь к тому, что после долгого и омерзительно живого существования Дерри, возможно, умрет… как умирает паслен, время цветения которого пришло и ушло.
Во второй половине дня позвонил Биллу Денбро. Состояние Одры без изменений.
Часом раньше я сделал еще звонок, Ричи Тозиеру в Калифорнию. Звонок принял его автоответчик, порадовав меня мелодией «Криденс клеаруотер ревайвел», которая служила музыкальным фоном. Эти машины постоянно меня путают: забываю, когда надо говорить. Я надиктовал имя, телефон, а после короткой паузы выразил надежду, что Ричи вновь может носить контактные линзы. Уже собирался класть трубку, когда услышал: «Майки? Как поживаешь?» В голосе звучала теплота, чувствовалось, что Ричи доволен моим звонком… но при этом угадывалось и замешательство. Так бывает, когда человека застают врасплох.
— Привет, Ричи, — ответил я. — У меня все хорошо.
— Отлично. Боль досаждает?
— Есть немного, но уже не так, как раньше. Что досаждает, так это зуд. Жду не дождусь, когда они снимут повязку с ребер. Между прочим, «Криденс» мне понравились.
Ричи рассмеялся.
— Черт, это не «Криденс», это «Рок-н-ролльные девушки» из нового альбома Фогарти. «Сентрфилд», так он называется. Ты его не слышал?
— Вроде нет.
— Надо тебе его прикупить. Отличный альбом. Все равно что… — он замолчал, потом продолжил. — Все равно что прежние времена.
— Я прикуплю, — ответил я, и, возможно, так и сделаю. Мне всегда нравился Джон Фогарти. «Зеленая река», по мне, лучшая песня «Криденс». «Возвращайся домой, говорит он, пока не угас свет, говорит он».
— Как Билл?
— Они с Одрой сторожат мой дом, пока я здесь.
— Хорошо. Это хорошо. — Он помолчал. — Хочешь услышать кое-что очень странное, Майки?
— Конечно. — Но я уже представлял себе, что он сейчас скажет.
— Что ж… сижу я в моем кабинете, слушаю популярные новинки, просматриваю рекламные объявления, читаю служебные записки… бумаг у меня на столе две горы, чтобы их разобрать, нужно целый месяц пахать по двадцать четыре часа в сутки. Поэтому я включил автоответчик, но с громкой связью, чтобы брать трубку, если звонит человек, с которым я хочу поговорить, а всякие кретины пусть записываются на пленку. А тебя я заставил так долго говорить по одной простой причине…
— …потому что поначалу понятия не имел, кто я такой.
— Господи, именно так! Как ты узнал?
— Потому что мы снова начали забывать. Теперь уже мы все.
— Майки, ты уверен?
— Можешь назвать мне фамилию Стэна? — спросил я.
На том конце провода воцарилось молчание… долгое молчание. В паузе я слышал, пусть и очень тихий, голос женщины, которая разговаривала с кем-то в Омахе… а может, в Рутвене, штат Аризона… или во Флинте, штат Мичиган. Я ее слышал, но очень плохо, совсем как астронавта, который покидает солнечную систему в космическом корабле, отделившемся от ракеты-носителя, и благодарит кого-то за вкусные пирожные.