Оноре де Бальзак. Его жизнь и литературная деятельность

Анненская Александра Никитична

Насколько усиленно работал Бальзак в первые годы своей литературной деятельности, видно из того, что в течение одного 1822 года вышло в свет пять его романов, составивших в общей сложности 20 небольших томов. Первые два из них («L'h'eriti`ere de Birague» и «Jean-Louis») написаны им совместно с его товарищем по коллежу, довольно двусмысленным субъектом, который и приискал ему издателя, но, начиная с третьего («L'Isra'elite»), Бальзак работает один.

Получив за один из своих романов тысячу франков, он предается приятным мечтам и надеждам: он рассчитывает, что очень скоро цифра его заработка удвоится, что ему будут платить по 2 тысячи за роман, он станет писать по 6 романов в год и будет, таким образом, получать 12 тысяч франков годового дохода: «Тогда я женюсь, – мечтает он в письме к сестре. – Я выберу себе скромную и верную (если это возможно) жену, я заведу хорошенькое маленькое хозяйство, новенькое, чистенькое, как немецкая игрушечка».

Суровая действительность разрушила эти мечты. Издатели не только не увеличивали платы за его романы, а, напротив, часто вместо денег давали ему расписки, по которым ему приходилось долго ждать уплаты. Семья продолжала смотреть на его работу как на пустую забаву, на безделье, и толковать ему о необходимости

пристроиться. Эти толки возмущали его, материальная и нравственная зависимость угнетала его все больше и больше, и он решил попробовать приобрести средства для существования путем какого-нибудь коммерческого предприятия. Во время частых поездок в Париж по делам издания своих романов он познакомился с одним господином, который принял живое участие в его судьбе и предложил ссудить его деньгами для начала какого-нибудь самостоятельного дела. Бальзак с радостью принял это предложение и решил заняться книгоизданием. В то время еще не существовало тех дешевых компактных изданий известных писателей, которыми изобилует современный книжный рынок. Бальзаку первому пришло в голову напечатать в одном томе все произведения Мольера и Лафонтена. Увлекшись по обыкновению своей идей и уверенный в громадном успехе ее, он, боясь конкуренции, стал печатать обе книги одновременно. Издания вышли в большом количестве экземпляров, но неопытный издатель еще не умел вести дел с книгопродавцами. Они неохотно брали его книги на комиссию и вовсе не заботились о распространении их. Денег, занятых Бальзаком, не хватило на широкие рекламные публикации, и его бедные издания лежали на складе никому не нужные, никому не известные. В год у него не разошлось и 20 экземпляров, и, чтобы не платить за наем склада, он принужден был продать все остальные книги на вес. Таким образом, вместо барыша первое коммерческое предприятие дало ему только долг. Он принужден был просить отсрочки у своего кредитора, и тот предложил ему новое дело. Он свел его с одним хозяином типографии, который продавал свое заведение. Бальзак тотчас решил, что должен купить его, что это самый верный и приятный путь к обогащению. Ричардсон печатал свои романы в собственной типографии и разбогател, – почему же ему, Бальзаку, не идти тем же путем? Его кредитор помогал ему вести переговоры с продавцом и явился его ходатаем перед родителями. Нелегко было уговорить старого Бальзака, но в конце концов он решил, что если сын его не может быть ничем лучшим, то пусть будет хоть порядочным коммерсантом, и согласился дать требуемую сумму на покупку типографии и на приобретение патента. Этот патент на звание типографщика стоил во Франции при Карле X не более не менее как 15 тысяч франков. В компаньоны себе Бальзак взял одного опытного наборщика, с которым познакомился во время печатанья своих первых произведений. Этот наборщик был человеком добросовестным, трудолюбивым, но совершенным бедняком, жившим исключительно своим трудом. У Бальзака тоже не было ни сантима оборотного капитала. При таких условиях, конечно, трудно было вести дела. Приходилось не отказываться ни от каких заказов, печатать в долг или за самую дешевую цену, чтобы только не сидеть сложа руки; часто работа шла в убыток, дела запутывались все больше и больше, но молодые компаньоны не унывали. Для поправки своих финансовых дел Бальзак, по совету некоторых друзей, вздумал приобрести еще словолитню, которая по случаю продавалась очень дешево и должна была, как его уверяли, дать громадные барыши. Эта новая затея оказалась еще разорительнее двух первых. Покупка сделана была в долг, приходилось в определенные сроки уплачивать проценты и условленную часть капитала, а между тем в словолитню поступало так же мало заказов, как и в типографию, обе работали в убыток. Бальзак употреблял всевозможные усилия для добывания денег, мучился так, что впоследствии всегда называл это время самым несчастным в своей жизни, и наконец, когда все другие средства были исчерпаны, решился обратиться за помощью к родителям. Г-н и г-жа Бальзак очень неохотно согласились на новые денежные пожертвования для сына: они видели, что его дела все больше и больше запутываются, и боялись, что вместе с ним разорится и вся семья. Они поддерживали его в течение нескольких месяцев, а затем наотрез отказались давать что-либо. Бальзаку грозило полное банкротство. Он продал за бесценок оба свои заведения, и оба они в других руках принесли громадные барыши только потому, что новые владельцы их располагали достаточным оборотным капиталом. В результате всей коммерческой деятельности Бальзак оказался должен 120 тысяч франков. Этот долг тяготил его в течение почти всей жизни и заставлял делать невероятные усилия для добывания денег.

В течение пяти лет, пока продолжалась эта неудачная попытка разбогатеть путем промышленного предпринимательства, литературная деятельность романиста почти приостановилась. За все это время он написал три-четыре романа, столь же слабые, как и предыдущие, и появившиеся под теми же псевдонимами.

Но, как только разорение стало очевидным, первой мыслью его было снова взяться за перо. Он нанял себе маленькую комнатку на улице Турнон, перевез туда сохранившуюся после продажи часть мебели и мужественно приготовился вести жизнь бедного труженика.

– Что вы намерены теперь делать, друг мой? – с соболезнованием спрашивал его известный в то время публицист, покровитель молодых талантов, издатель «Фигаро» Делятуш.

– Что делать? Конечно, писать! – отвечал Бальзак. – Писать не для славы, а для уплаты моих долгов!

Верное представление о том, какую жизнь приходилось в это время вести романисту, дает нам он сам в одном из писем к сестре. Лаура Сюрвиль жила в это время в Версале, и там же поселилась вся семья Бальзака, продав свое имение в Вальпаризи. Эта семья по-прежнему не одобрительно относилась к его литературной деятельности и сердилась, что он редко приезжает, редко дает о себе знать, ведет какую-то странно-отшельническую жизнь. Лаура передала брату эти жалобы родителей, и вот что он пишет ей в ответ:

«Твое письмо заставило меня провести два отвратительных дня и две отвратительные ночи. Я сочинял по пунктам свое оправдание вроде мемуара Мирабо против отца, и эта работа увлекала меня; но я не могу написать ее: мне некогда – пойми это, сестра. Притом же я вовсе не считаю себя виноватым. Меня упрекают, что я роскошно отделал свою комнату; но вся мебель была приобретена мною до катастрофы! После нее я ровно

ничего не купил! Голубая ситцевая обивка, о которой так много толкуют, была в моей комнате в типографии. Мы с Делятушем собственными руками приколотили ее поверх обоев, которые необходимо было переменить. Книги – это мои рабочие инструменты, я не могу продавать их. Тот вкус, с которым у меня убрана комната, нельзя купить за деньги (к несчастью для богачей), и я так мало дорожу всеми своими вещами, что если кто-нибудь из моих кредиторов вздумает засадить меня в Сан-Пелажи (долговая тюрьма), я буду очень рад, там мне не придется тратиться на жизнь; что же касается затворничества, то никакое тюремное заключение не может быть строже того затворничества, в которое я сам себя засадил ради работы. Лишняя почтовая марка, омнибус – это роскошь, которую я не могу часто позволять себе; я никуда не хожу, чтобы не изнашивать платье. Понятно ли это? Не заставляйте же меня делать поездки, ходить в гости, – это для меня невозможно! Не забывайте, что мое единственное богатство – это мой труд, что у меня нет денег на самые пустяшные расходы. Если бы вы вспомнили, как много мне приходится писать поневоле, вы не требовали бы от меня писем. Писать, когда мозг утомлен и душа измучена! Такие письма только огорчат вас. К чему они? Разве вы не понимаете, что, прежде чем приниматься за работу, я часто должен еще написать 7 или 8 ответов на деловые письма!»

Глава III

«Шуаны». – Бретань и замок Поммерелъ. – Первый литературный успех. – Власть денег. – Жорж Санд.

Первые романы Бальзака написаны под несомненным влиянием Вальтер Скотта; он и теперь продолжал искать себе сюжетов в истории. Случайно услышал он рассказ об одном драматическом происшествии, имевшем место в Бретани во время Великой французской революции, и решил немедленно воспользоваться им для нового романа. Все подробности драмы ясно рисовались в его воображении, но он чувствовал, что для ее воспроизведения ему необходимо изучить местность, в которой она происходила, лично познакомиться с Бретанью и ее обитателями. К счастью, он вспомнил, что недалеко от маленького городка Фужер находилось поместье знакомого его семьи, генерала де Поммереля. Он откровенно описал ему свое положение и просил у него приюта дней на 20. Генерал отвечал ему любезным приглашением, и Бальзак поспешил в Бретань.

Появление молодого парижанина среди однообразной, уединенной жизни провинциальных помещиков было для них целым событием. Пятьдесят лет спустя г-жа Поммерель еще помнила своего оригинального гостя, и вот как она его описывала:

«Это был человек невысокого роста с неизящной фигурой, казавшейся еще более неизящной от дурно сшитого платья; руки его были великолепны; на голове была надета какая-то дрянная шляпенка, но, когда он ее снял, все остальное исчезло, я смотрела только на его голову. Кто не видал этого лба и этих глаз, тот не может понять, что это был за лоб и за глаза: большой лоб, на котором лежал как бы отблеск света, и карие глаза, отливавшие золотом, – глаза, выражавшие все так же ясно, как слова. У него был толстый четырехугольный нос, огромный рот, который вечно смеялся, показывая гадкие зубы, густые усы и длинные волосы, откинутые назад. Когда он к нам приехал, он был довольно худощав и показался нам истощенным. Он с жадностью набросился на пищу, бедный юноша! Во всей его фигуре, в его жестах, в его манере говорить, держать себя проглядывало столько доверчивости, столько добродушия, наивности и откровенности, что невозможно было не полюбить его. Всего замечательнее в нем была его постоянная веселость, такая искренняя и шутливая, что она становилась заразительной. Несмотря на перенесенные им несчастья, он не пробыл с нами и четверти часа, мы еще не успели показать ему его комнату, а он уже до слез насмешил нас, генерала и меня».

Для исполнения своей цели Бальзаку трудно было найти лучшее место, нежели замок Поммерелей. Он находился в самом центре шуанства, многие близкие знакомые и члены семьи Поммерелей принимали участие в Вандейском восстании, среди местных крестьян еще жили старики, бывшие герои партизанских войн. И Бальзак с жадностью прислушивался ко всем рассказам, касавшимся того времени, знакомился с крестьянами, учился их говору, наблюдал все особенности их жизни, узнавал у них местные названия разных вещей. Часто уходил он то один, то с генералом на целые дни из дома, чтобы подробнее изучить все окрестности; пейзаж, открывавшийся из окна его комнаты в замке, с большой точностью перенесен им на страницы романа. Проведя несколько дней в изучении природы, в наблюдении местных нравов и обычаев, Бальзак принялся за писанье. С раннего утра засаживался он за свой рабочий стол и отходил от него только в часы завтрака и обеда. Впрочем, вечера он проводил со своими хозяевами. По приезде он объявил им, что будет платить за свое содержание, но не деньгами, так как денег у него нет, – а историями. И вот каждый вечер, когда вся семья была в сборе, он занимал ее каким-нибудь более или менее драматическим рассказом. Часто он начинал в таком роде: «Генерал, вы, наверное, знали в Лилле семью X., не тех X., что из Рубэ, а тех, что сродни Z. из Бетюна. У них в доме произошла замечательная драма...», – и он рассказывал так живо, увлекательно, с такими правдивыми подробностями, что присутствующие заслушивались и готовы были поверить в истинность происшествия.

– Да правда ли это, Бальзак? – спрашивал у него генерал по окончании рассказа.

Бальзак смотрел на него плутовскими глазами.

– Ни слова правды! – восклицал он со своим обычным громовым хохотом, от которого дрожали стекла. – Все это – чистая бальзаковщина! А что, генерал, ведь хорошо будет написать такую штуку? Правда, хорошо?.. Все эти люди, – говорил он о героях своих рассказов, – живут, любят, страдают, волнуются у меня в голове, но, если Бог продлит мой век, все они будут приведены в порядок, расставлены по местам в моих книгах, в тех чудесных книгах, которые я напишу, вы увидите.

Действительно, когда несколько лет спустя появились в печати его «Sc`enes de la vie priv'ee» («Сцены из частной жизни»), в Фужере узнали многие эпизоды, слышанные раньше от автора.

После двух месяцев спокойной жизни под гостеприимным кровом друзей Бальзак вернулся в Париж к своей одинокой трудовой жизни, полной лишений и мелких неприятностей. Насколько тяжела была эта жизнь, видно из того, что он часто мечтал, как было бы хорошо, если бы кредиторы засадили его в долговую тюрьму, и не раз, проходя по мосту через Сену, чувствовал сильнейшее желание броситься в воду, чтобы покончить свое жалкое существование.