Онтопсихология: практика и метафизика психотерапии

Менегетти Антонио

А.: «Еще не знает, что делать».

А. М.: «Не знает или не хочет?».

Д.: «Не хочет».

А. М.: «А ты как чувствуешь, эта женщина не знает или не хочет?».

Н.: «Она не уверена в своем выборе и, следовательно, не может выбрать».

А. М.: «Хочешь попробовать, Р., ответить, не уверена она или не может?».

Р.: «Мне кажется, что она не знает».

А. М.: «По-твоему, что нужно было бы предпринять, чтобы узнать в конечном итоге, не знает она или боится? И что должна была бы предпринять она?».

Р.: «А чем она занимается в жизни?».

А. М.: «Сейчас это неважно. Давайте остановимся на общей эмоции страха, потому что более всего в данном случае речь идет о комплексе. Не могла ли

это быть связь между детским обманом и страхом? Там, где возник детский обман, впоследствии усиливается страх: есть ложь такого типа, которую вызывает страх. Обманщиком можно стать не из-за вредности или желания сбить с толку других, а для придания уверенности самому себе, чтобы прикрыть собственный идеал, собственное псевдосовершенство. Бывает так, что ребенок обманывает, чтобы придать самому себе уверенность? Ты, Д., действительно не могла понять, что имел место объективный страх?».

Д.: «Это объективный страх».

А. М.: «Но ты сказала, что она не хочет».

Д.: «Да, но в том смысле, что она осознает эти вещи».

А. М.: «Посмотрим, Р., она это осознает?».

Р.: «Думаю, что да».

А. М.: «Попробуй ты, П.».

П.: «Нет, я этого не осознавала, иначе не отреагировала бы таким образом, да?».

А. М.: «Это могло быть детское прошлое, характеризующее тебя еще и сегодня».

П.: «Я привыкла быть обласканной любимицей. Такое воспитание вынуждает меня к определенному стилю поведения: в любом контексте сразу получать поощрения. Однако после я отдаю себе отчет в том, что это не награда».

А. М.: «Итак, будучи самой маленькой, она стремилась добиться своего превосходства в семье, незамедлительно получая самое быстрое вознаграждение. Самая старшая сестра – психолог – этакий домашний ученый, понимающий все тайны психики. Другая, вторая по рождению, врач. П., как третий ребенок в семье, стремится завоевать эмоционально-чувственное превосходство над всеми, и в особенности над отцом: достигается чувственное первенство, но теряется контакт (feeling) с самой собой. При встрече со мной она применяет трансфер любви: любовь ко мне позволяет ей обрести вознаграждение в социальном контексте. Меня она точно так же обманывает, как проделывала это с отцом, но таким образом разрушает саму себя. Что же нужно сделать? Ты должна рассказать мне правду о твоих особенных чертах. К примеру: “Мне не дается учеба, я сделала бы что угодно, лишь бы не учиться!”. Но ведь нет, она всегда молодец, всегда само совершенство, всегда лучше других! Ты детально должна обрисовать свои специфические трудности, тогда я смогу оказать тебе техническую помощь, но если ты этого не скажешь, то ничего не скажу и я. Ясно, что она противится скрупулезности учебы, потому что есть первая сестра, бывшая богом-отцом семьи: всякий раз когда ее ум сталкивается с учебой, она снова видит свое прошлое с сестрой. Как ты считаешь, эта сестра реализовалась как личность или нет?».

П.: «Нет».

А. М.: «Сейчас посмотрим прошлое твоего детства, А. Помимо борьбы с матерью, основанной на диалектике агрессивности и в конечном итоге завершенной негативной психологией, существуют другие способы оказаться в сетях детства. Например, в чем-то, что носит сексуальный характер. Не столько секс приносит вред, сколько тот способ, через который сознание видит произошедший в детстве сексуальный факт. Относительно секса что ты, А., помнишь из детства? До двенадцати или в двенадцать лет? Первые образы? Первые эмоции?».

А.: «Мои эмоции? После двенадцати лет были сексуальные контакты с друзьями и подругами».

А. М.: «Нет, не это. Помнишь тяжелый факт, произошедший с тобой?».

А.: «Сексуальный? Нет».

А. М.: «Аборт?».

А.: «Ах, аборт. Да».

А. М.: «Сколько лет тебе было?»

А.: «Еще не было девятнадцати».

А. М.:

«Сейчас я стремлюсь отрезать “Сверх-Я” и подхожу к ключевому пункту. Не аборт сам по себе и не тот мужчина, с которым ты занималась сексом… Кто был тот человек, что делал тебе аборт?».

А.: «Медсестра».

А. М.: «Какого она была типа?»

А.: «Это была пожилая женщина. Помню, она нашла способ убедить меня сделать аборт, так как я не хотела, боялась, но затем решилась. Впоследствии я прошла курс психотерапии, чтобы преодолеть тот оставшийся страх. В итоге мне это удалось».

А. М.: «Попрошу вмешаться Л., потому что она психотерапевт и хорошо знает психологию Бразилии. Из того, что ты услышала и как она говорила, какое техническое, психологическое заключение ты можешь сделать?».

Л.: «Она говорит так, будто не пережила этот факт, он еще остался нетронутым».

А. М.: «Можешь объяснить, каким образом происходит этот феномен? Человек сохраняет факт, говоря при этом, что помнит и даже преодолел его… К тому же она сказала, что прошла курс психотерапии. По-твоему, М., она его преодолела? Судя по тому, как ты на нее смотрел, когда она говорила, эта женщина тебе понравилась?».

М.: «Я испытал удовлетворение».

А. М.: «Конечно, удовлетворение такого типа возникает тогда, когда мужчина может войти в интимность истории жизни женщины.

Проблема в том, А., что ты выстроила удовольствие для “Сверх-Я” на факте, который еще сейчас находится внутри и, словно кот когтями, в кровь царапает тебя. На уровне динамики этот факт остается принципом, началом комплекса и вредит чистоте твоего онто Ин-се, однако ты все еще хранишь его, прикрываясь формой рационализации (такое поведение получило название комплекса рационализации или рациональной сублимации). Недостаточно сказать: “Хорошо, это произошло, на этот раз я выбрала так”. Я могу выбирать в истории, но не в том, что является интенциональностью природы. Произошло совсем другое: очень молодая девушка любит со всем своим энтузиазмом и своими идеалами, но человек был выбран ошибочно, следовательно, от эмоциональной возвышенности любви рождается то, что накладывает на нее вину перед лицом всего общества. И она, совершенная, очень красивая девушка, идеальная суперженщина, вдруг обнаруживает перед раздвинутыми ногами старуху, которая ее исследует и говорит, что она была просто “грязной потаскухой”. Это та рана, из-за которой в ней до сих пор живет выстроенная ею же самой вина, и, чтобы прикрыть ее, она сохраняет двойственность своей личности. Итак, вред для нее состоит в том факте, что из-за идеала, из-за страсти она оказалась перед лицом горького “Сверх-Я” старой женщины, которая убила ее душу: во имя внешнего факта был уничтожен первоначальный родник ее души. Каковы должны быть ее шаги? В одиночку вернуться в себя, со всей полнотой, в глубине самой себя заново, со всеми эмоциями пережить все то, что произошло, и испить эту чашу до дна при полном осознании, не заключая, что “я это выбрала”. Ты совсем ничего не выбирала! Ты была обусловлена, тебе так предписали, и ты не можешь называть выбором то, что пережила как навязывание и деструкцию. Следовательно, нужна покорность и глубочайшая любовь к себе, выплачься, и затем душа, жизнь Ин-се все заново возьмет в свои руки.

Думаю, что на этом следует завершить, хотя групповая терапия не закончена, но в данный момент больше ничего сделать нельзя. Я должен был бы коснуться еще некоторых участников, но этим можно разрушить ту динамику, которую я активизировал и развернул вплоть до этого момента. Те, кого я не привлек к разговору, уже преодолели проблемы такого типа. Ситуация такова: нужно посмотреть, что будет делать Д. в своем сопротивлении. Следует подождать ее точку зрения, однако я стремился показать ей то, как она себя ведет, хотя она и не может этого понять и даже допустить. Почему не допускает?».