Шрифт:
Юрий Дмитриевич Петухов
ОПА!
Движимая привязанностью,
прилепляется душа и познает
страдание.
Махабхарата
...кто может сказать, что
выследил глубину этих погиб
ших сердец и прочел в них
сокровенное от всего света.
Ф.М. Достоевский
На плечо легла чья-то рука, уверенно и тяжело. Сергей скосил глаз - не рука, а лопата: широкая, натруженная, темная. Он обернулся. Незнакомый мужчина стоял рядом, был печален
– Обознались!
– сказал Сергей отвернувшись.
Рука снова вцепилась в плечо.
ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, НЕ ХВАТАЕТ СТРАНИЦЫ
– Опа, опа, жареные раки,
приходите в гости к нам,
мы живем в бараке...
Лихо, с каким-то еле уловимым блатным
Они знали друг друга чуть не с пеленок, уж с пяти лет это точно. Вместе плавали весной в большом ржавом корыте по огромной луже, которая разливалась во дворе за детской площадкой, вместе катались с ледяных горок зимой... Потом подросли, учились в одной школе. Как-то раз один из местных блатарей, лет на восемь старше, только вернувшийся после очередной отсидки и болтавшийся во дворе без дела, увидал Славку, потрепал по кудлатой головушке: "Ну, молодежь, растете как грибы-мухоморы, еще вчера тока у меня под коленкой проползал, а сейчас - столб! И в кого это только такой кудрявый барашек, а? Отец лысый был, мать - в ниточку, а сынок, прям, бяша, бя-я-яашенька!" Он прихлопнул Славку по загривку, расхохотался, посверкивая фиксой. Но тому, видно, понравилось, что не обделен вниманием таких заметных во дворе личностей. Ребятам он так и сказал; "Кликуха, что надо! Так и будем зваться теперича, ясно?!
– проблеял дурашливо; закатывая глаза.
– Бя-я-яашя-а, бя-я-аяшенька". Возражений не было - Бяша, так Бяша. После восьмого Славка подался в ремеслуху. Тоща еще только входило в моду новое название, ПТУ, но пэтэушниками ребят, учившихся там, никто пока не называл - привычнее было ремесленники, ремеслуха. Славка говорил, не таясь, что надо побыстрей специальность получить да семье помогать. Институтами себя не тешил, смотрел на вещи трезво. А ведь толковый был на редкость, многим бы сокурсникам Сергея фору дал... да что там вспоминать. Во дворе Славка - заводила, дуща общества, на скверике, где междворовые парни время коротали, тоже не последний, и не только из-за гитары.
– Опа, опа, какая ж ты растрепа!
Играл он не очень-то умело, зато громко, вкладывая себя в игру и пение. А это ценилось больше, чем виртуозность.
В ремеслухе были другие порядки, не те, что в восьмилетке, Сергей знал. Да и в его новой школе порядочки были иными, если они там вообще были. Первого сентября Сергей с утра напоролся в туалете на двух десятиклассников, которые из горлышка распивали бутылку вина. Это его ошарашило - в восьмилетке никому бы и в голову не пришло! Позже он видел и кое-что похлеще. Восемь девятых и одиннадцать десятых классов было в том году в его школе, со всего района съезжались ученики... А Славка про учебу рассказывал мало, махал рукой, щурился.
– Я не блатной, я только учусь, - приговаривал и закидывал голову в еле слышном, прерывистом смехе. Кудри рассыпались по воротнику, костистый жесткий подбородок мягчал.
Славка часто заходил в гости,
– Откуда ты?
– все еще не веря себе, спросил Сергей.
Бяша улыбнулся, вытер щеку, повел глазами неопределенно.
– От кума, Серый, откуда же еще, прям из гостей, тока вчера прибыл...
Он сжал Сергея своими огромными лапами, стиснул. По лицу пробежала дрожь. Впервые за последние годы того назвали так, по-старому, Серый. Теперь это звучало непривычно, резало ухо.
– И за что в этот раз?
– Сергей не удержался и тут же мысленно выругал себя.
– Да погоди ты, потом растолкую. Дай отдышаться-то... В который раз выхожу, а все как по-новой. щемит, зараза, болит вот тут...
– он постучал себя по груди, по старой черной балониевой куртке, какие лет десять, а то и больше вышли из моды.
– Да плюнь ты, Славик, - Сергею тоже было не по себе, он смотрел в сторону, часто мигал... и вместе с тем, чего уж таить, пугался этой встречи - опять старое, опять память. Зачем?!
– Все, порядок, - тихо проговорил Бяша твердеющим голосом, - ну как ты? Я гляжу, молодцом, все в норме?!
– Да грех жаловаться, - Сергей не знал, что сказать.
Они топтались посреди тротуара, мешали прохожим. фары бросали отсветы в лицо то одному, то другому, слепили. Рядом поскользнулся и начал уже падать какой-то хлипкий студентик с "дипломатом" и тубусом в руках. Бяша подхватил его за плечи, почти не глядя; кивнул на благодарность, пожал плечами. Сергей заметил, что подбородок у него совсем другой, не костистый и крепкий, а безвольный, отвисший. И лицо, совсем другое, старое, дряблое. Из-под кепочки не кудри выбивались, еле заметно топорщилась серая жиденькая щетинка.
– Ну пойдем, посидим где-нибудь?
– Поблизости нет, Славик, - Сергей огляделся, будто припоминая.
– Поехали ко мне!
Бяша замялся.
– Надо взять чего-нибудь...
– Разбежался, не так-то просто, сейчас на каждом углу не торгуют.
– Да возьмем, - заверил Бяша, приподнял кепочку и провел ладонью-лопатой по редкому, примятому ежику, - пошли.
– Ладно, только рассчитывай на себя, я сейчас не при... Сергей замялся, даже сконфузился.
– Разберемся!
– рассмеялся Бяша.
– Ну, рванули?!
В очереди в винный они простояли полчаса. Потом Бяше надоело и он пошел к заднему ходу, также сутулясь, втягивая голову в плечи. Вернулся быстро, с бутылкой.
– Четвертной, зараза, взяла! Ну и хрен с нею...
– А ты где сейчас?
– вдруг спросил Сергей.
– Да нигде пока: ни кола, ни двора, вся Расея наша!
– пошутил Бяша совсем невесело. Да и не шутка это, наверное, была.
Переспрашивать Сергей не стал.
Они ехали в троллейбусе и все больше молчали, разговор не получался, хотя каждому было что порассказать - сколько лет прошло, сколько было всякого. Даже не верилось.
...Первый раз его взяли прямо с проводов Сергея. Лихое было времечко, сумбурное и беспримерное - парней доставляли на призывные пункты без памяти, в лежку. Кто своими ногами добирался, начинал терять уважение в глазах вечно полупьяных приятелей. А сами проводы оценивались числом упившихся вусмерть, попавших в милицию или далее, а также количеством набитых рож и расколотой, разгромленной посуды. У Сергея проводы были попроще, без выпендривания и мордобоя. Но выпили все же немало. Он явился к военкомату сам, приняли, что называется, с первого предъявления - в тот же день прибыл в часть, и закрутилось-завертелось... Бяша попал в другое место. Уже после, добавив "на старые дрожжи", ввязался на улице в драку. Всех драчунов и забрали, никого не обидели. И если бы не Сергеевы родители, которые долго и слезно умоляли милицейского капитана, мотать бы Бяше срок. Но нет, отделался пятнадцатью сутками, да пышной, вселявшей во многих парней зависть, шевелюрой.