Опаленные страстью
Шрифт:
В это время на верхней палубе послышались крики. Аннели прижалась к лестнице, которая вдруг закачалась. Кто-то спускался вниз, В следующий момент Аннели увидела перед собой взволнованное лицо Эмори.
— Ты в порядке? Что случилось? Ты кого-нибудь видела?
Она покачала головой.
— Никого. Это была глупая ошибка. Я., в л-лодке начала подниматься вода и… я х-хотела, но пистолет упал и…
Стоя по щиколотку в воде, Эмори не стал больше ни о чем спрашивать. Не стал даже успокаивать Аннели — сейчас была дорога каждая минута. На соседних кораблях поднялась суматоха. Слышались громкие
— А теперь, джентльмены, — скомандовал Эмори. снимитесь с якоря и займите свои места. Все надо делать быстро и тихо. Как только корабль выйдет в морс, поднимите паруса. Поставьте вперед людей с острым глазом и чутким носом, чтобы они вывели нас из этого супа.
— Добро, капитан!
— Извини, — сказала Аннели, убирая волосы с лица.
— Забудем об этом, — произнес Эмори. — Ты уверена, что тебя не задело?
— Разве что мою гордость.
Он с улыбкой чмокнул Аннели в затылок, прежде чем подозвать кока, загорелого маленького испанца по имени Хуан Диего.
— Я отведу мисс Фэрчайлд в мою каюту. Она промокла до нитки, и ей необходимо переодеться. А теперь скажи, как у нас с питьевой водой и запасами еды — надолго ли их хватит? Когда выйдем из гавани, дайте людям рома, если найдете: они наверняка не видели выпивки, пока были гостями короля. И печенья дайте, чтобы они перекусили, прежде чем будет готова говядина. Я вернусь на палубу еще до того, как мы снимемся с якоря, и хочу почувствовать запах жареной грудинки.
— Добро, сеньор капитан генерал! И… добро пожаловать на борт.
— Чертовски приятно вернуться, мистер Диего.
Глава 24
Шеймас ждал в каюте вместе с Бэрримором и Ландовером. Сейф был заперт, возвращен на место и задвинут жаровней, в которую подбросили угля. Эмори коротко рассказал о причине выстрела, повесил на шею цепочку с ключом и отправил наверх Шеймаса, чтобы тот побыл там, пока сам Эмори не вернется. Бэрримор ушел с капитаном Ландовером, чтобы сопровождать его и его людей.
Эмори порылся в ящике капитана и нашел чистую сухую рубашку и бриджи. Беря их, Аннели старалась не смотреть на Эмори, боясь увидеть на его лице негодование или же, что ничуть не лучше, глубокое разочарование.
Он заставил ее переодеться и сказал с улыбкой, что прикажет Диего подогреть воды, если она захочет помыться, поскольку на ее лице все еще оставался грим, а также проследит, чтобы подали горячего кофе, когда закипит вода. Эмори ушел, пообещав вернуться, как только «Интрепид» снимется с якоря, и Аннели стоило больших усилий не разрыдаться, едва за ним закрылась дверь. Она сама не знала почему. Возможно, ситуация для нее была не совсем привычная, мягко выражаясь, или же потому, что Эмори поцеловал ее прямо на глазах у всех мужчин. Или же потому, что вообще не поцеловал, прежде чем подняться на палубу…
Едва волоча ноги, она подошла к кровати, положила на нее одежду, которую ей дал Эмори, направилась к окошку.
Сквозь туман почти ничего не было видно, лишь струйки дымка, рассеивающиеся в воздухе. Корабль уже снялся с якоря и плыл. Еще один шанс вернуться к семье ускользал от нее.
Аннели подумала, что надо бы отправить с Ландовером письмо родным, но что она может им сообщить? Что сошла с ума? Что стала женщиной легкого поведения? И уже выписан ордер на ее арест? И как все это объяснить семье, которая превыше всего ставит моральные принципы, если сама Аннели осуждает свои поступки?
Вздохнув, Аннели прилипла лбом к прохладному стеклу. Любовь к Эмори вряд ли может служить оправданием, а то, что Эмори принес ей розовое масло, вообще ничего не значит. Как это ни ужасно, Бэрримор прав. Трудно себе представить, что капитан Эмори Олторп согласится жить в сельской местности, отгородившись от всего мира. И еще труднее представить его в кругу семьи, сидящим у камина с каким-нибудь приключенческим романом в руках. Скорее всего он снова уедет из Англии, независимо от того, докажет или не докажет свою невиновность. А после войны в шпионах вообще отпадет надобность.
Она боялась признаться самой себе в том, что не нужна будет Эмори, как только корабль выйдет в открытое море, Она даже плавать не умеет. И может стать для Эмори тяжким бременем, помехой, даже препятствием.
Он ничего ей не обещал. Абсолютно ничего. Вообще избегал разговоров о будущем. И Аннели оставалось только гадать. Она полагала, что после всего, что им пришлось пережить, Эмори с ней никогда не расстанется, как бы ни сложилась его дальнейшая жизнь.
Она взглянула на свой перстень с алмазом, бабушкин подарок. Думала ли Флоренс о том, что Аннели, возможно, придется самой добывать себе средства на пропитание? С кольцом она не будет нуждаться. К тому же у нее прекрасное образование и великолепные манеры. Когда ей исполнится двадцать один, к ней перейдет наследство от бабушки, через девять долгих месяцев. Как раз когда…
Нет, она не хотела даже думать об этом.
Она стала вертеть на пальце кольцо, но, вспомнив, что Бэрримор тоже вертел свою золотую печатку, остановилась. Она не знала, сколько времени простояла так, когда открылась дверь и появился Эмори.
— Я принес тебе кофе, — сказал он. — Ты так и не переоделась?
— Нет. Я… смотрела, как корабль снялся с якоря и поплыл. Поразительно! Как можно им управлять в таком тумане? — Она перешла на шепот и взглянула на Эмори. Его лицо, несмотря на ссадины и кровоподтеки, было необычайно красивым. Он уже успел переодеться, и теперь на нем была белоснежная рубашка и черные бриджи. Его блестящие черные волосы ниспадали до плеч. Он принес на деревянном подносе две чашки, маленький кофейник и большую бутылку рома.
— Вообще-то на палубе туман кажется гуще, чем есть на самом деле. Люди наверху обладают острым зрением, и если мы не врежемся в скалу, все будет в порядке. У Шеймаса в жилах течет ирландская кровь, и он не хочет видеть меня на палубе, подозревая, что я собираюсь проверить, не потерял ли он хватку.
— Не потерял ли он хватку?
— Видимо, когда он пытался прорваться сквозь блокаду, был туман и он попал прямо в руки британцев.
— Понятно. И на этот раз ты ему доверился?
— Полностью. — Эмори прищурился. — Что-то не так?