Опасная фамилия
Шрифт:
Она прижимала его к себе, держа его лицо в своих ладонях, улыбалась и осторожно гладила по растрепанным волосам.
– Милый, милый Кутик мой, – говорила она, светло улыбаясь. – Как ты возмужал, милый мой мальчик.
Пассажиры уставились на вокзальную сцену, желая разузнать, какой скандал ожидается. Но, наткнувшись на строгий взгляд усатого господина, словно прикрывавшего собой этих двоих, отворачивались и спешили по своим важнейшим делам.
– Сергей Алексеевич, у вас еще будет время, – сказал Ванзаров, наклонившись.
Серж
– Да, пойдемте, – сказал он и вдруг порывисто рванулся к Ванзарову, обнял его за шею и совершенно неприлично поцеловал в щеку мимо усов. – Спасибо… – еле слышно проговорил он, – … вы теперь как брат мне, куда больше, чем брат. Вы меня к жизни вернули…
Ванзаров был смущен настолько, что вынужден был дернуть себя за ус. Он поставил легкий чемоданчик и обратился к монашенке.
– Прошу вас, Анна Аркадьевна… – попросил он.
– Да за что вы мне руку целовать хотите, – немного растерянно спросила она, заглядывая на сына, словно он знал разгадку.
– За ваше беспримерное мужество. Двадцать лет не каждый выдержит. Даже каторги столько не дают…
Она нехотя, сомневаясь и борясь со стыдом, протянула руку. Ванзаров только коснулся мягкой теплой кожи и что-то такое ощутил и понял, отчего двадцать лет назад могли сходить с ума мужчины. Только теперь это стало совсем иным. Совсем-совсем иным.
– А где Анечка? Она что же не пришла?
– Несколько приболела, – ответил Ванзаров, чтобы выручить Сержа. – Но с ней все в полном порядке. Очень вас ждет…
По перрону несся дежурный жандарм, люди сторонились его, подхватывая чемоданы. Подбежав к Ванзарову, он козырнул и протянул листок телефонограммы. Там было всего два слова: «первый пятый».
– Господа, вынужден вас оставить, срочное дело, – сказал Ванзаров, пряча записку. – Мы непременно увидимся.
Поклонившись монашке, он быстрей жандарма побежал к выходу с перрона.
70
От нетерпения Николя стал грызть ногти, чего не делал лет с десяти, когда впервые решил стать великим сыщиком. Он топтался на пятой платформе Царскосельского вокзала, построенного первым в столице, и тревожно поглядывал на часы. Минутная стрелка неумолимо приближалась к той черте, за которой киевский поезд выпустит пар и тронется от платформы. И никакая сила его не остановит. Даже согласие вокзальных жандармов придержать отправление минут на пять. Николя пытался придумать, что ему предпринять в крайнем случае, если Ванзаров опоздает, но вместо умных или хотя бы смелых мыслей в голову ничего не лезло. Он не представлял, как сможет в одиночку сделать то, что требуется от любого чиновника сыска, то есть арестовать объект наблюдений, за которым следил с прошлого вечера.
Николя тронул кобуру, что болталась у него за полой пиджака. Жесткая и гладкая кожа придала уверенность. Он представил, как врывается с пистолетом на изготовку, а дальше… А дальше как придется. Быть может, случится отчаянная перестрелка. И он будет стрелять до последнего патрона, и в него будут стрелять, а пули так и свистят над ухом, разбивая окна. Крик, конечно, подымется, суматоха. Но что поделать! Такого преступника нелегко брать. Или вдруг объект испугается и поднимет руки. Тогда Николя так и поведет его под прицелом, как военнопленного, до ближайшего жандарма. А там уже выручат. В таких размышлениях Николя нашел утешение и уже мечтал, чтобы так все и случилось.
Мечты разбились вдребезги, когда Ванзаров влетел на перрон за десять минут до отхода поезда. Николя, конечно, обрадовался, но и огорчился немного. Слава опять откладывалась на потом. Ему было приказано оставаться на перроне и в случае чего свистеть жандармам. Николя стало стыдно, что он забыл такой простой способ: дать двойной свисток тревоги, на который сразу примчится помощь. Он с тоской проследил, как легко и проворно Ванзаров забрался на ступеньки вагона первого класса, а сам встал ждать у нижней подножки.
Ванзаров вошел в салон и резко захлопнул за собой дверь. Его встретили удивленным взглядом.
– Если вас прислали, чтобы уговорить меня вернуться, напрасно теряете время. Своих решений я не меняю.
– Охотно верю, – сказал Ванзаров, усаживаясь на мягкий плюш дивана, чтобы прикрыть за собой дверь. – Отчего же не взяли с собой сына?
– Заберу его позже, когда устроюсь, – последовал ответ.
Поправив усы, что слегка разошлись от скоростного перемещения, Ванзаров улыбнулся.
– Вашему самообладанию можно позавидовать.
Дама только пожала плечиками, на которых изящно сидел дорожный жакет.
– Не понимаю, о чем вы…
– Когда сегодня рано утром вы заехали в особняк на Большой Морской, вас не удивило, что там не нашлось тела Сержа Каренина, покончившего жизнь самоубийством?
– Я знать не хочу, что будет делать этот человек. Я уже говорила вам.
– А вот господин Вронский оказался все-таки осторожней вас, – сказал Ванзаров. – Не умнее, нет. Но осторожнее. Чутье подсказало, что такой удобный и легкий повод разделаться с Карениным – ловушка. Он чуть было не переиграл меня. Подвела его тяга к импровизации.
– Решительно не понимаю, о чем вы, – дама отвернулась к окну. – Кажется, поезд уже отправляется. Вам пора.
– Великолепно, Надежда Васильевна! Так и надо: держаться до последнего. Только этот миг уже наступил. Мне все известно.
Она обнажила в улыбке ряд аккуратных зубок.
– Что же такое вам известно?
– Мне известно, что вы пять раз организовывали покушения на Сержа Каренина, вашего мужа, и все эти пять раз жертвами становились, в общем, невинные люди.