Опасная фамилия

Чиж Антон

– Что вы такое говорите? – отвечала Надежда Васильевна, ничуть не смущаясь.

– Вронский арестован и даст признательные показания, в которых укажет, кто был организатором всех убийств. Он, безусловно, предпочтет скромную роль исполнителя. А честь зачинщика предоставит вам. Но и без этого я знаю, как все было.

Надежда Васильевна была мила и спокойна, как на светском приеме.

– Сделайте одолжение, – попросила она.

– Извольте. Вы придумали простую комбинацию: прислать мужу записку от балерины Остожской, а ей – записку от него. Чтобы они в нужный час встретились в особняке на Большой Морской, где бы их поджидал Вронский. Вы знали, где Каренин хранит свой револьвер. Что было важно:

балерину надо было убить из этого оружия, а затем убить и самого Сержа, разыграв убийство по страсти с последующим самоубийством. Все должно было сложиться идеально. Вы уехали, обеспечив себе полное алиби. Вронскому передали ключ от дома, с которого он сделал копию для себя и Остожской. И ключ от черного хода. Его мастера изготовили фальшивое письмо к Каренину и его письмо к балерине. Остожская получает записку с ключом, чтобы беспрепятственно проникнуть в особняк. Она с радостью бежит на встречу. Заходит в спальню и получает две пули в сердце. План почти выполнен. Но случается неожиданность: вместо сына приходит отец. Ваш подручный, недолго думая, меняет план. И убивает старшего Каренина, полагая, что ему хватит сил взвалить вину на Сержа. Планы менять нельзя. Вы сделали только одну малюсенькую ошибку: зная о любовнице мужа, не знали, что с Остожской он расстался. Ради новой балерины.

– Я же вам говорила, что прощать его измены стало невозможно, – сказала Надежда Васильевна.

– Прощать не надо, но зачем же убивать?

– Вам этого не понять…

– Зато я понял, как вы торопились. Надо было сменить тактику и стать для Сержа в столь тяжкий момент самым близким другом. Чтобы быть в курсе его планов. Так вы узнали про охоту. Вронский просил какой-то ориентир, чтобы не перепутать объект в лесу, да еще в утренней тьме. Вы описали непромокаемую накидку. К несчастью, ее выпросил Левин. Похоже вышло и с бедным Стивой. Мастера Вронского изготовили катапульту, а вы, проходя мимо палатки, быстро подложили ее. Кстати, хочу оценить тонкость психологического расчета: новая марка Partagas. Вы сделали ставку на любопытство. Коробку Old Crown Серж, чего доброго, отложил бы на потом. У него целый портсигар таких был. А в эти обязательно бы заглянул. И опять все испортил случай: не могли знать, что Стива забудет папиросы. Ну, а с графом Вронским грубовато вышло. Серж наверняка бокал из ваших рук взял. Ему и в голову не могло прийти, что его жена может быть отравительницей. Но граф видел, как его сын что-то сыпет в бокал. Потом этот бокал оказался у вас. А когда он дошел до рук Каренина, граф Вронский встал у вас на пути. Так что оставалось только воспользоваться самоубийством Сержа. Иного способа у вас не осталось, чтобы получить свободу и молодого мужа Кирилла Алексеевича Вронского.

– И это было бы так прекрасно, – Надежда Васильевна даже вздохнула. – А вы все испортили. Недаром вы мне сразу не понравились, Ванзаров. И усы у вас глупейшие. Только раскройте мне, как же вы узнали, что у нас с Вронским роман. Да и все остальное…

– Цепочка мелких наблюдений, – ответил он. – Началось все с перстня.

– С перстня? – не понимая, переспросила Надежда Васильевна.

– Дама, способная обмануть саму Соньку-Брильянт, на многое способна. Она заслуживает уважения и самой крепкой камеры.

– Благодарю за комплимент.

– Не за что. Вы его заслужили. Перстень Сонька у вас не резала, вы ей сами его в кармашек жакета подложили. О чем Сонька мне в записке прощальной честно и сообщила. За что ей надо благодарность объявить. Честность воровки дорогого стоит. Но и без этого было очевидно, что Сонька его не крала: при обыске у нее кольцо должны были из правого кармашка достать… – Ванзаров показал, как правой рукой прячет что-то. – А кольцо оказалось в левом. Почему? Да потому что вы его туда

своей правой рукой и подложили. Вы были так уверены, что Каренин мертв, что хотели избавиться от ненавистного вам перстня его матери…

– Вы правы: ненавижу от всего сердца. Ненавижу ее. И все, что с ней связано. Серж ее боготворил, а я готова была вырыть Анну Аркадьевну из могилы и станцевать на ее костях. Это из-за нее моя милая тетушка княгиня Лидия Ивановна выдала меня замуж за Сержа, раз не удалось старшего Каренина на себе женить. Такое приданое отвалила, что Серж сразу в гору пошел. И все про свою мать сопливые истории рассказывал. А я готова была разорвать ее портрет…

– Вронский его и преподнес в качестве сувенира, – согласился Ванзаров. – Два трупа на муже и портрет ненавистной Анны Аркадьевны в придачу. Сожгли на даче в мусорной куче?

Надежда Васильевна выглядела крайне довольной.

– А как же! Чтоб ей так же в аду гореть! Так неужели перстень меня и выдал?

– Было и другое. Вы не вышли сразу, как в доме оказалась полиция. Разве такое возможно? Дом полон народа, а вы сидите тихо, как мышка. Почему? Да потому, что знали, что лежит в спальне. Про балерину были уверены. Ну, а с каждым случайно убитым родственником компас логики неумолимо указывал на вас.

– Одни случайности, – сказала она с глубоким сожалением.

– Случайность только в том, что я оказался на перроне, куда прибыл ваш поезд. И видел, с каким удивлением вы смотрели на мужа. Как призрак разглядывали. Чему же удивляться, если вы вызвали его телеграммой? Вот был вопрос. А ответ проще некуда: вы подстраховались. Если бы Каренина не оказалось на перроне, на что вы и рассчитывали, значит, затея удалась. И тогда появляется Вронский, который готовит вас к приезду в дом и обнаружению трупа вашего мужа. Вызвать на всякий случай обоих: убийцу и жертву – мысль редкой красоты.

– Но позвольте… – Надежда Васильевна взглянула на него с подозрением. – Вы не ответили, как угадали, что у нас роман с Кириллом.

– Это было предположение, – ответил Ванзаров. – На вокзале он был в штатском. А жандармы не имеют права снимать мундир, даже когда идут на встречу с агентом. Голубой мундир у них вместо кожи. Почему же здесь маскарад? Потому что Вронский не хотел, чтобы его золотые погоны увидели рядом с вами. Когда же он заметил моих филеров, и вовсе решил не показываться. Только я его раньше заметил. Он же пояснил, что хотел задержать вашу спутницу, Соньку-Брильянт. Что было большой ошибкой. Ради Соньки он бы мундир ни за что не снял. Ну и глупейшие его попытки устроить обыск Соньки, да и ваше приглашение на допрос в охранку было шито белыми нитками.

– Но ведь это только домыслы! Ни одного факта!

– Факт вы сами мне вчера дали. Несомненный и окончательный.

– Это какой же? Не припомню…

– Когда рассказали про записку Остожской, которую видеть не могли ни вы, ни Вронский. Она ведь до сих пор у господина Лебедева хранится. Надеюсь, выводы ясны.

– Ой, а ведь точно! – только сказала она. – Прямо с языка сорвалось.

– Как мне ни приятно с вами беседовать… – сказал Ванзаров вставая, – … но нам пора выходить. Поезд отправляется…

Надежда Васильевна только глубже пристроилась на диване.

– Ну, это все пустые слова, – сказала она, поправляя ажурную перчатку. – Ничего не докажете. А хотите, так присылайте за мной в Киев. Арестовывать меня не за что.

– В таком случае, госпожа Каренина, я арестую вас за кражу ценных бумаг, что наверняка найдутся в этом чемоданчике, – Ванзаров указал на саквояж, который прятался у нее под мышкой. – Ради чего вы заезжали в особняк утром? Вещи ваши на даче. Дом пустой. Только для того, чтобы прихватить себе кое-что для свободной жизни от щедрот мужа. То есть украсть. Годится для ареста?