Опасная граница: Повести
Шрифт:
Посреди дороги он заметил группу мужчин. Форма на них была зеленого и серого цвета.
— Наши! — радостно воскликнул Франек.
Он подъехал к стоявшим и заглушил мотоцикл. У одного из мужчин в зеленой форме петлицы были окантованы золотом — значит, инспектор.
— Пан инспектор, вахмистр Франек из Кенигсвальда. Направляюсь за помощью в Румбурк. На нас напали. Пришлось... Там, у лесничества, орднеры!
Теперь он многих узнал. Это были ребята из Микулашовице и Зайдлера. Среди них были и вооруженные люди в штатском —
— В Румбурке тебе не помогут, — сказал инспектор. — У них и своих забот полно. Мы пытались дозвониться туда, по связь нарушена. Нам тоже пришлось отступить, но орднеры дорого заплатили за это. В Зайдлере еще долго будет траур.
— Да, задали мы им жару!
— Долго они нас не забудут!
— И все-таки нам пришлось отойти, потому что их было впятеро больше.
Голоса звучали взволнованно и радостно. И Франек вдруг осознал, что настроение у этих людей совсем не такое, как в Кенигсвальде. Они вступили в бой с противником и нанесли ему ощутимые потери, а теперь отходят, сохранив боеспособность отряда. Вахмистр вспомнил удрученного Пашека, который готов был сразу капитулировать или отступить без боя.
— Я поеду с вами! — решил Франек.
— А тебе ничего другого и не остается, вернуться ты уже все равно не сможешь. Будешь нашим мотосвязным. Так, значит, у лесничества ты видел вооруженных орднеров?
— Когда я поворачивал, они по мне выстрелили.
— Ладно, сейчас мы их навестим, — решил инспектор. — Карасек и Черны — в разведку! Пулеметчик, ко мне! А ты медленно поедешь за нами, — повернулся он к Франеку. — Возьми на заднее сиденье вахмистра Грбека, его ранило в ногу. Особо не спеши, чтобы твоя машина не выдала нас раньше времени.
— А как же наши? — не успокаивался Франек.
— Ничего, встретишься с ними в укреплениях.
Раненый уселся на заднее сиденье. Он чувствовал себя счастливым оттого, что больше не будет обузой для товарищей.
Подразделение подошло к краю вырубки. Разведчики, продвигавшиеся впереди, остановились и знаком подозвали к себе командира. Перед лесничеством толпилась кучка вооруженных генлейновцев. На другой стороне дороги тарахтела «Татра». Рослый мужчина, с большим животом, в немецкой каске и коричневой рубашке, что-то говорил собравшимся, и его каркающий голос долетал до леса. Наверное, он воодушевлял своих соплеменников.
Пулеметчик залег за толстый пень и начал целиться, остальные укрылись за деревьями.
— Давай, ребята! — скомандовал инспектор и первым выбежал на луг с пистолетом в руке.
Один из орднеров увидел его и вскрикнул, а потом указал на цепь, приближавшуюся к лесничеству. Раздался выстрел, но пуля никого не зацепила.
— Огонь! — отдал команду инспектор.
Пулеметчик выпустил по орднерам несколько коротких очередей. Те сразу залегли в кювете. Немец с большим животом торопливо втиснулся в кабину «Татры», и шофер тронул с места.
—
Те покорно поднялись, облепленные грязью и опавшей листвой. Лица их побледнели от страха. На земле валялись брошенные винтовки. Из здания лесничества вышел огорченный лесник и на ломаном чешском стал объяснять, что ни в чем не виноват, что эти парни самовольно заняли его дом, клялся, что в доме больше никого нет, только его жена и дочь.
Бойцы отряда местной охраны вошли внутрь и убедились, что лесник говорил правду. Единственным их трофеем оказался новый флаг со свастикой, прикрепленный к длинному древку.
— Я ничего... я ниче... — заикался лесник.
Вахмистр вынес флаг из дома и наступил на него — раздался треск разрываемой материи. Шесть орднеров, в грязной одежде, с испачканными лицами, тупо наблюдали за посрамлением их символа, никто даже с места не сдвинулся. Потом бойцы госпогранохраны вытащили из их старых «манлихеров» затворы и забросили подальше в лес.
— Убирайтесь вон! — скомандовал инспектор и указал в сторону Зайдлера.
Орднеры посмотрели на него с недоверием. Один из них, рыжий парень с длинным носом и бельмом на глазу, стал бормотать, что у него дома семья, куча детей, что он ни в чем не виноват.
— Марш! Марш! — прикрикнул инспектор.
Орднеры потрусили в указанном направлении, все время оглядываясь, вероятно боялись выстрелов в спину. Кто-то выстрелил в воздух, и немцы побежали со всех ног, петляя и сталкиваясь друг с другом. Рыжий свалился в грязь, но тут же вскочил и стремглав бросился за остальными. Бойцы дружно захохотали.
— Видели, как толстяк влезал в «Татру?»
— У него, по-моему, еще ноги волочились, когда машина поехала.
— Ничего себе брюхо он отрастил.
— Ну и зрелище было!
— Позаботьтесь об убитом! — сказал инспектор леснику и дал команду трогаться.
Отряд местной охраны двинулся по дороге. Следом за ним медленно ехала «Ява-350».
Маковец слышал, как пули щелкают по штукатурке, ударяются о крышу. Одна пуля влетела в окно и глухо ударилась в стену над часами.
— Боже мой! — испуганно вскрикнула Стейскалова.
— Ничего страшного, мама, — успокоила ее Ганка. Она хотела быть мужественной, хотя сердце ее сжималось от страха.
— Пить, — прошептал Маковец пересохшими губами. Он тут же спохватился, сообразив, что, для того чтобы выполнить его просьбу, женщинам придется пройти мимо окна, хотел было сказать, чтобы они никуда не ходили, но Стейскалова уже подошла с кружкой воды и наклонилась к нему. Маковец совсем близко увидел ее лицо. Сегодня он впервые заметил, сколько мелких морщинок оставили годы вокруг ее больших карих глаз. Он попытался улыбнуться. Ее ладонь мягко опустилась на его лоб:
— У вас нет температуры?