Опасная кукла
Шрифт:
Внезапно девушка поняла, что не слишком-то и несчастлива без огромного особняка Армстронгов. Ведь ей теперь не придется больше никогда — или в течении длительного времени — скользить тенью, изображая милую, послушную девушку, и все равно знать, что тебя ненавидят и боятся. Хотя, конечно, было за что. Ведь она убила директора и, возможно, того мужчину, который пытался изнасиловать ее за триста долларов…
"Но они-то ведь об этом не знают. Или, может, инстинктивно чувствуют во мне хищницу?" — подумалось ей.
Но, в любом случае, было это поведение оправданным или нет, Лиза понимала,
— Я способна на большее, — прошептала она. — И когда Джастин заберет меня отсюда, в наш новый дом, я уговорю его, чтобы он меня раскрутил. Или сама попробую прославиться. В конце концов, дети ведь не всегда маленькие, тем более, я уверена, что у нас будет няня — и не одна. Так что ничто не помешает мне заняться моей любимой музыкой.
Заметив, что она говорит сама с собой, девушка заткнулась, запив горечь молчания глотком не менее горького чая. Она вскользь заметила, что переложила заварки. Так как этой порции хватило бы чашки на три.
"Да, в моей жизни и так слишком много горечи", — мелькнуло в голове.
Иллюзия счастья ушла, растворилась в наступающих сумерках. Хотя темнело тут гораздо раньше, чем на родине, особенно зимой.
"Я ничего не хочу, надо поспать", — решила девушка и, оставив сумку с вещами возле порога комнаты, выудив оттуда лишь ночную сорочку, отправилась в спальню. В домике было всего две комнатки, хоть и отлично обставленные.
Сам домик казался миниатюрным, как кукольный. И в каждой комнате была кровать. Она бегло осмотрела каждую и выбрала помещение с кроватью побольше и поуютнее. Осмотрела ванную с совмещенным туалетом и убедилась, что все блестит и сверкает, но ванна обычная, хотя и новая, не джакузи. Подумав, что расстраиваться из-за этого — это уже чересчур, Лиза вяло почистила зубы и отправилась в постель.
Сон был тяжелым и иссушающим, словно она засыпала в пустыне. И то, прежде чем придти к ней, он измучил вертящуюся в постели девушку бессонницей. Ее опять тошнило, какая-то противная слабость завладела всем телом, словно она была тяжело больна.
"Да, больна… И эта болезнь продлится еще четыре с половиной месяца. Ровно столько, сколько я уже пережила", — грустно улыбнулась она. Затем все-таки умудрилась заснуть.
Утром ее разбудил пронзительный звонок в дверь. С трудом стряхнув с себя сонную одурь, девушка направилась к выходу. В комнате было холодно, так как она забыла включить на ночь обогреватель. Ей было тепло, только когда она скрывалась в плотном коконе из одеяла.
По пути к входной двери Лизу охватило легкое беспокойство, пробившись сквозь общее плохое самочувствие. Ее интересовало, какой будет новая служанка. И она опасалась, что та будет такой же наглой, как когда-то Роза. А ведь сил для "воспитания" нахалки у нее как раз и не было.
"Ничего, если что, пожалуюсь Джастину и он ее уволит", — с этой мыслью, подбодрившую ее, Лиза открыла дверь. И увидела вполне милую девушку с неприметной, но симпатичной внешностью, стройную и выглядевшую лет на восемнадцать.
— Доброе утро. Извините, что я вас разбудила, — девушка была нагружена двумя огромными пакетами, которые положила на каменную плиту перед входом. Она со смущенными видом подняла их и вопросительно глянула на Лизу. — Просто Джастин приказал мне утром уже быть у вас.
— Ничего страшного, — Лиза в кои-то веки решила быть любезной. К тому же девушка ей понравилась. — Что это у тебя? — она кивнула на пакеты.
— Продукты, напитки, разные мелочи для уборки, — бойко отрапортовала Эмма.
— Ладно, — Лиза пропустила ее. — Ты тут разбирайся, а я пойду еще посплю.
— Да, конечно, еще раз простите, что разбудила.
Блондинка слабо кивнула и отправилась в постель. На мгновенье ее охватило сильное беспокойство, почти переборовшее сонливость: "А вдруг с ребенком что-то не так?"
Ведь недаром ей было так плохо.
"Надо будет попросить Джастина, чтобы отвел меня к врачу" — решительно подумала девушка. Но решила озвучить свои требования завтра. Прямо сейчас она собиралась как следует отоспаться и набраться сил.
Почти сразу же, коснувшись головой подушки, она опрокинулась в сон без сновидений, словно упала в темноту колодца.
Ближе к вечеру ей удалось немного придти в себя. Правда, голова была тяжелой — дневной сон явно не прибавил ей здоровья. Она отправилась на кухню. Эмма, скорее всего, уже узнавшая о ее беременности, предложила мюсли с молоком. Лиза скривилась, но немного поела. Затем выпила чашку черного чая с тостами и клубничным джемом.
Лизе было приятно смотреть, как Эмма шустро выполняет свою работу: вытирает стол, готовит и подает нехитрый ужин, моет посуду.
На девушку снова накатило чувство сонливости. Лиза добрела до ванной и окунулась в теплую воду. Она воспользовалась только душем, так как слышала, что принимать ванну вредно для беременных. Впрочем, ее знания об этом таинственном процессе были хаотичными.
Перед сном, лежа в постели и глядя в окно, чуть прикрытое газовой шторой — тяжелые шторы она отодвинула, чтобы глядеть на звезды и луну, — она думала лишь о нем. Мечтала снова увидеть Джастина.
Процедура снятия удочерения проходила мучительно и долго, даже несмотря на ее официальное согласие — ей пришлось подписать множество бумаг. Было потрачено много денежных средств Армстронгов, которые они, не скупясь, тратили на "освобождение". И она всеми силами скрывала беременность, благословляя последние дни зимы и холодное начало весны. Несмотря на первые числа марта, на улице была минусовая погода. И это позволяло ей приходить в кабинет в пышной шубке, и не снимать ее, что Армстронги, конечно же, воспринимали как ее невоспитанность и ничтожность.
Ей было все равно. Она устала от всего.
Любовь к Джастину становилась все сильнее. Так как он был единственным "светочем во тьме". Беременность проходила тяжело, даже несмотря на то, что к ней приходил врач. Ложиться на сохранение она не могла, так как шел бесконечный процесс.
Тяжелый пятый месяц беременности высосал из нее все силы. Она даже думала, что умирает.
Девушка боялась за себя, боялась за ребенка и любила Джастина. Эти три чувства стали главенствующими, а все остальное вызывало у нее лишь глухое раздражение и желание уйти и лечь в постель.