Опасная любовь
Шрифт:
– Оленей пасут?
– неудачно спросил капитан, не знавший севера.
– Вкалывают на рудниках.
– Добывают золото?
– Апатит и нефелин.
Шахтёр он, а не медведь. Куртка из какого-то синтетического крепкого материала - скорее, штормовка с капюшоном. Полусапожки лёгкие и прочные - в них заправлены брюки. Кулаки лежат на коленях спокойно - такими они бывают у людей сильных.
Проверка по местной картотеке ничего не даст, если он с Хибин. Почему же молчит? Капитан вспомнил, как однажды задержали парня, хотевшего залезть в квартиру. Документов нет, компьютер
Три ночи. Палладьев спросил устало, показывая, что терпенье иссякло:
– Ну, шахтёр, будешь туфту гнать или расскажешь, кто и зачем приехал?
Буду гнать, её.
Капитан велел дежурному отыскать двух трезвых понятых, что ночью сделать непросто. В «обезьяннике» пьяные да безадресные бомжи. Дежурный привёл двух таксистов. Капитан подступил к задержанному:
– Руки!
– Чего…
– Я обязан обыскать вас, о чём составлю протокол. Задержанный подчинился удивлённо, видимо, всё ещё не понимая, что он в милиции. Ни паспорта, ни иных документов не оказалось. Деньги, железнодорожный билет, какие-то расписки, квитанции, связка ключей. И плотный конверт, из которого Палладьев извлёк и показал понятым фотографию…
Антонина Мамадышкина и Марина Лианова прижались друг к другу висками.
Они бы углубились в тему Плескачёва озера, и следователь высказал бы свою догадку, а майор изложил бы свои доводы, но помешал мобильник Леденцова бравурной мелодией. Прямо-таки чеканил шаг, уводящий из кабинета. Майор послушал. Что-либо прочесть по его лицу не мог даже Рябинин, но вот плоские губы Леденцова дрогнули, как гладкая вода, в которую где-то далеко бросили камень.
– Что?
– не утерпел Рябинин.
– Рассуждает, а Палладьев его взял.
– Выследил?
– В «обезьяннике» уже сидит. Сюда его везти?
– Сами в РУВД поедем…
По дороге Рябинин думал, что киношные боевики складываются из притёртых кубиков: стрелки, киллеры, разборки и трупы. А ведь уголовное дело смахивает на водный поток, который разбегается на десятки ручьёв. По ним приходится ходить, пока не упрёшься в очередной тупик и не перекинешься на следующий ручей. На что они перекидываются сейчас?…
В кабинете оперативников кроме Палладьева сидел плотный туго-вихрастый мужик. Видимо, задержанный. Следователь и майор представились, чему тот неожиданно удивился. Поморгав мясистыми веками, своё удивление выразил словесно:
– Правда, того… прокуратура?
– Он принимает нас за мафию, - объяснил Палладьев,
– Это же здание РУВД, - удивился майор.
– В газетах пишут, мафия всюду проникла, - буркнул задержанный.
Рябинин не поленился и предъявил ему удостоверение. Задержанный обиженно кивнул на Палладьева:
– Этот лось чуть меня не придушил.
– Подумал, что ты гравий воруешь.
– Кто вы и что вы?
– потребовал Рябинин.
– Моя фамилия Напрасников. Ребята, вы мне и нужны! Паспорт у меня в гостинице.
– Подробнее, - велел Рябинин.
Напрасников поёжился, отчего куртка на загривке слилась с колтунистым затылком, а раскосый взгляд придал его фигуре ещё большее сходство с медведем.
– Афанасий более двадцати лет отмантулил на апатитовых шахтах. Заработал деньжат и подался сюда. Начал дом строить. Уже завершил, осталось зарегистрировать. Да вот уехал и пропал.
Он по очереди и пытливо оглядел присутствующих, пробуя вычитать ответ. Притушенные взгляды оперативников ничего не сказали уже хотя бы потому, что только сейчас проступила зримая версия.
– Давно Сомов уехал?
– спросил майор.
– Больше месяца.
– Занимался дома делами?
– Не только,
– А чем ещё?
Напрасников пошевелил локтями и плечами, словно по его спине что-то бежало. Когда же оно пробежало, он выразился нецензурно, добавив, чтобы все поняли:
– Афоня-то вертанутый.
– То есть?
– выразил Рябинин общее непонимание.
– У него башка ломом подпоясана.
– Переведи-ка, братец…
– Он женился!
– В своих Апатитах?
– Здесь, за этот месяц.
Оперативники дружно помолчали, потому что все их версии начали сыпаться. По крайней мере, утонувший жениться вроде бы не мог. Значит, не он.
– На ком женился?
– Палладьев не удержался от резонного вопроса.
– Да вон на той, - кивнул он на капитана. Палладьев достал изъятую фотографию и протянул
Рябинину. Они с капитаном разглядывали долго и как бы непонятливо.
– На какой женился?
– спросил Рябинин.
– На симпатичной, на правой.
– Откуда вы знаете?
– Фотку-то в письмо вложил. Ну, и поделился, что жена ему в дочки годится. Как принято у артистов. Писал, что с этой женой куда-нибудь на время смоются отдохнуть…
– Где письмо?
– Выбросил, а фотку оставил.
– Что он ещё писал?
– Я и говорю: башка ломом подпоясана. Про тёплые воды, про ангельские грибочки…
Палладьев смотрел на майора, ожидая его комментарий; Леденцов поглядывал на Рябинина, дожидаясь первых слов следователя. Рябининские же мысли сталкивались и отскакивали, как шары в лототроне… Выходило, Мамадышкина была права, что Марина сбежала с мужиком. Выходило, что в парке утонул не Сомов… А как же хибинская флора в его кармане? Ангельские грибочки. Выходит, их собирала Мамадышкина для Марины? Для Сомова?
Рябинин обратился к Напрасникову:
– Сейчас вы с капитаном съездите в гостиницу за паспортом, а потом глянете на своего приятеля.
– Гляну… Зачем?
– Он или не он. Называется опознание.
– Что же, я Афанасия не узнаю без всякого опознания?
– Придётся съездить в морг. Казалось, его мясистые веки отяжелели так, что были готовы закрыться. Он потоптался уж совсем по-медвежьи и спросил обиженным голосом:
– Зачем же… в морг?
– Может быть, и напрасно, - успокоил его Рябинин… Знает ли Маринина родительница, что дочка вышла замуж? Да и вышла ли? За кого - за утопленника? А где жених?