Опасная любовь
Шрифт:
– Моя одинокая подружка Зойка гуляла в женатой компании. Какая-то бабёнка начала при людях шпынять своего мужа. Зойка возьми и заступись. Бабёнка взъярилась. Мол, бери его за бутылку водки, если такая жалостливая…
Мамадышкина умолкла, спохватившись, что она не в гости пришла, а к следователю прокуратуры. Заглядывающие в кабинет мои коллеги частенько полагали, что я беседую с приятелем. В кино и книгах допрос идёт под стук по столу.
– Что дальше?
– выказал я любопытство.
– Ну, вышел натуральный прикол. Зойка
– А какой нужен?
– Надо пережить тоску, боль, муки…
– Вы имеете в виду любовь?
– Не знаю, что имею в виду… Но сперва экстрим, а брак потом.
Пожалуй, я согласен, что любовь есть экстрим. Серьёзная девица, о сексе не спросишь. В тёмной куртке, чёрные волосы с лаковым отливом, мрачновато-блесткий взгляд. Она вспомнила:
– Про Зойку я не кончила. Этот муж приревновал её шампуром.
– Не понял…
– Проткнул насквозь за городом на шашлыках. Но важные органы не повредил.
– И продолжают жить?
– А чего?
– Разве так любят?…
– Это тоже любовь.
Она моргала с пулемётной скоростью. То ли моргание, то ли её взгляды на любовь отбили у меня охоту беседовать о чувствах. Впрочем, что я выламываюсь? Миллионы живут, не употребляя слова любовь и даже не зная, что это такое. Обходятся сексом. Мамадышкина верно изрекла: «Это тоже любовь».
– Расскажите о Марине, - перешёл я к делу.
– Мы дружили втроём…
– Дружили втроём или любовь была на троих?
– Я делиться не привыкла.
– Значит, Артур её любил?
– Она девица ухоженная.
И хотя я считал, что слово «ухоженная» больше идёт к лошади, уточнять не стал.
– Мамадышкина, а как Артур относился к вам?
– Дружили втроём…
– Он видел в вас женщину?
– С женщиной он уже определился.
Антонина перестала моргать - вообще. В её взгляде упёртом в мою переносицу, почудился острый металл. Что-то вроде шампура, которым проткнули её подругу. Но, заметив моё внимание, взгляд Мамадышкина скрыла своим трепетным морганием.
– Следователь, от Артура у всех девок коленки слабели.
– А у вас?
– Глупости спрашиваете. Мы втроём дружили с детства.
Их треугольник наверняка был крепок по той простой причине, что Артур и Марина любили друг друга. Третий помешать не мог. Я внимательно оглядел третьего. Заострённая маковка, чернявая… Похожа на редьку.
– Мамадышкина, что же случилось с Мариной?
– Не знаю.
Я вздохнул. Час отсидел, выискивая подступы к информации. И ничего. Правда, у информации есть свойство исчезать и как бы утрамбовываться в сознании, а всплывать тогда, когда ей вздумается.
– Антонина, по-моему, вы даже не беспокоитесь.
– Что мне беспокоиться?
–
– Скоро вернётся.
– То есть?
– Маринка как-то буркнула, что всё ей претит. И есть мужик, который зовёт в горы.
Информация всплыла, не успев потонуть. Я смотрел на Мамадышкину, пока она не пресекла мой взгляд грубым вопросом:
– Что не так?
– Какой мужик, когда, в какие горы?…
– Ничего не знаю.
– Почему же молчали до сих пор?
– Не хотела, чтобы дошло до её матери, Вера Григорьевна нервная.
– Антонина, выходит, что подруга сбежала с мужиком?
– Не знаю, что выходит, и знать не хочу. Умолчала, оберегая нервную мать. Побег с мужиком позорнее, чем быть похищенной. Но я тоже нервный и сидеть уже не мог…
Какой мужик? Который утонул в пруду. Какие горы? Хибины.
Капитан ехал и не сомневался, зачем позван Антониной: круглое катить, плоское тащить… Что-нибудь с её чемоданами и сумками. Он заметил за собой мысленный заскок: постоянное возращение к истории в кафе. И не понимал её смысла. Усыпить, чтобы убедиться, что он не подослан? Несовпадение способа с целью: почему девчонка боится милиции?
Ответ только один: что-то с коттеджем. Дом ещё не принят, хозяин пока не установлен. Скорее всего, построен на ворованные стройматериалы. При чём здесь Антонина и тем более при чём пропавшая подруга?…
К коттеджу Палладьев прикатил уже в осенней темноте. Антонина ждала его у входа. Он спросил торопливо:
– Что-то случилось?
– Так бы не позвала…
– И что же?
– Пройди в дом.
Она впервые впустила его в дом. Холл или вестибюль… И запах стройки доказывал, что она ещё не закончена - запах мокрого цемента, свежих досок и битума. Наверх вела просторная каменная лестница. Хозяйка повела его в сторону:
– Пойдём на кухню, она на первом этаже.
Прямо за лестницей. Таких просторных кухонь капитан не видел - если только в американских фильмах. Одна половина, деловая, для варки-жарки, была выложена кафелем; вторую, для еды-питья, затянули деревянными панелями. И здесь не пахло ни цементом, ни краской.
– Игорь, есть хочешь?
– Нет, спасибо.
– Кофейку выпьешь, - решила она.
– Как в прошлый раз, - не удержался он. Антонина не поняла его намёка или была слишком рассеянна. Кофе оказался не порошковым, а сваренным.
Капитан выпил одну чашку и не отказался от второй. Не пригласила же она, чтобы усыпить?
– Антонина, этот коттедж чей?
– Одного хозяина, который и не бывает.
– А ты здесь кто?
– Комендант.
– Комендант чего?
– удивился опер, полагавший, что коменданты бывают только в общественных зданиях.
– Проще говоря, сторожиха.
Антонина кофе не пила, посматривала на него рассеянно. И одета была небрежно - в сером халате, который постоянно распахивался, обнажая что-то белое, нижнее.