Опасно для жизни
Шрифт:
И в этот момент тишину купе разорвало мерзкое пиликанье. Наташа резко отстранилась. Турецкий, чертыхаясь, схватил трубку сотового телефона.
— Привет, старик, с добрым утром! — раздался противный голос Грязнова. Вообще-то баритон Вячеслава Ивановича противным не был, но в данную минуту…
— Привет, — кисло отозвался Александр, глядя вслед выпорхнувшей из купе Наташе. Она еще и язык ему в дверях показала!
— Ты что такой кислый? — удивился товарищ.
— А чего ты звонишь не вовремя? — не удержался от упрека Саша.
— Не понял, — ошалел Грязнов.
— Случилось что-нибудь? — спохватился Александр.
— Да ничего не случилось. Проверка связи. Разбудить тебя
— Извини, старик. Да я и не спал. Просто ты это…
— Не вовремя, что ли? — вконец обалдел Грязнов. — Ты чем там занимаешься, ловелас старый? Прямо в поезде?
— Да нет, Слава, ну что ты, ей-богу! У меня попутчик — очень ценный консультант по нашему делу. Может оказаться нам весьма полезен.
— Понятно. Хорошенькая? — ехидно спросила трубка.
— Перестань, — улыбнулся Александр.
— Ладно, позвонишь сам. Ну ты даешь… — напоследок хохотнул Грязнов и дал отбой.
Турецкий выскочил в коридор. Пассажиры еще спали. Проход был абсолютно пуст, Наташи не было видно. Быстро прикинув, где расположен вагон-ресторан, Саша помчался в нужном направлении. Высовывались из служебных купе и испуганно таращились ему вслед сонные проводники. В ресторане он увидел то, что было нужно. На пустых столиках стояли вазочки с разноцветными игольчатыми астрами. У одного из столиков сидел толстый буфетчик кавказской наружности и мрачно пил коньяк в полном одиночестве. Саша подлетел к нему.
— Слушай, командир, продай мне цветы!
Турецкий протянул пятидесятитысячную купюру. Буфетчик равнодушно взглянул на Сашу, на купюру, не прерывая своего занятия и никак не реагируя на просьбу.
— Продай, прошу! Вы ведь все равно на перерыв уйдете. Дня на два. Цветы завянут. А мне они очень нужны!
— Зачэм? — меланхолично спросил горец.
— Я хочу подарить их. Женщине. Ну а где я сейчас в поезде найду цветы? Продай, очень прошу!
Толстяк уставился в окно, обдумывая услышанное. Турецкому хотелось треснуть по круглой кудрявой башке, но он сдерживался.
— Маладэц! — наконец вынес он свой вердикт. — Обычно напоят женщину, переспят — и гуд-бай! А ты цвэты хочешь падарит… Маладэц! Джигит! Забирай все!
Ловким движением пальцев грузин выхватил голубоватую купюру, освободив тем самым руки Турецкого для более нужного занятия. Саша быстро обошел столики, собрал цветы. Букетик получился очень даже симпатичным.
— Падажды, — остановил его горец. — Слушай, куда цветы поставишь, нэ падумал, да?
С этими словами толстяк оторвал свое могучее туловище от стула и протянул Саше вазочку.
— Тепер иды! — разрешил он.
Саша тихонько открыл дверь купе. Наташа лежала на спине, закинув руку за голову. Ноги были согнуты в коленях и прикрыты покрывалом. Женщина спала. Александр тихонько поставил в ее изголовье вазочку с цветами, полюбовался ее спокойным во сне лицом, сел напротив.
Он просидел не шелохнувшись до тех пор, пока вагон не ожил. Потом принес две чашки с дымящимся кофе. Поставил одну около Наташи. Она потянулась, выгнулась, как большая, красивая кошка, возбуждая в Александре бог весть какие желания, и распахнула серые глазищи. Посмотрела на цветы, вдохнула кофейный аромат, потом перевела взгляд на Александра.
— Как в кино, — промолвила женщина.
…Грязнов вернулся в Москву уже через два дня. Вечерним поездом. Добравшись домой, первым делом позвонил Ирине.
— Ириша, здравствуй, привет тебе от тетушки.
— Слава? Уже вернулся? Ну здравствуй. Как съездил?
— Удачно, Ириша, удачно. Тетушка у тебя — класс! Я уж думаю, не взять ли мне ее внештатным сотрудником. Я тебе посылочку от нее привез. На днях заброшу. Как Ниночка?
— Спасибо, уже поправляется.
— Добро. А что благоверный твой, звонит?
— Да. Каждый день. У него там работы много.
— Сейчас я ему сам звякну, узнаю, как он там работает. Ну до свидания, Ириша. Если что нужно будет, звони. И спасибо тебе за аптеку. С меня причитается.
— Ладно тебе, — рассмеялась Ирина. — Ну счастливо, Слава. Ниночке пора ингаляцию делать.
Потом Слава позвонил Погорелову, узнал последние новости. Выслушав Валентина, прогудел в трубку:
— Хорошо. Будем ждать событий. Я о своих успехах завтра расскажу. Пока.
Третий звонок был уже Александру. Грязнов набрал номер его «дельты» и тут же услышал голос друга.
— Привет командировочным!
— Славка? Ты откуда?
— Я уже из дома. А вы где находитесь, товарищ старший по группе?
— В гостинице, только приехал. Гоголев меня привез. Мы план намечали. Дальнейших действий.
— Ага, чувствую. По пол-литра на грудь приняли?
— Нет, меньше. Ну давай рассказывай, с чем вернулся?
— Ну что, результаты есть. Тетка у Ирки твоей замечательная старушенция. Она там в обществе защиты прав человека. Входят в это общество, как ты понимаешь, в основном русские. К тому же отставники, бывшие военные. Как наиболее притесняемый контингент. Так через это свое общество она мне в первый же день нашла тренера нашего фигуранта. Он отставник, подполковник. Тренировал команду рижского СКА, еще, понятно, в советское время. Парня помнит прекрасно. Сам его и тренировал. Говорит, что он действительно был высококлассный стрелок. С малолетства с отцом на охоту ходил. Сначала он биатлоном занимался, но там соперников было многовато, и тренер — Павел Аверьянович его зовут — предложил парню заняться стендовой стрельбой из пистолета. Использовали они пистолеты Марголина. Альгерис больших успехов достиг, на мастера спорта вышел. Но тут с ним приключилась эта история с изнасилованием. Тренер говорит, что изнасилования и не было. Фигурант наш с девчонкой встречался пару месяцев. Потом на другую барышню переключился. Вот эта покинутая девушка устроила ему прощальный ужин при свечах, а утром в милицию побежала. Сам Павел Аверьянович был на сборах с биатлонистами, когда все приключилось. Вернулся, ему ребята из команды всю эту историю и доложили. Главное, девчонка потом просила заявление свое назад, но машина завертелась. Раскрытое преступление — кто ж от такого подарка откажется. Но главное вот что: пистолеты выдавались спортсменам на личное хранение под расписку. Когда тренер вернулся, Смакаускас уже сидел в СИЗО. Ну, Павел Аверьянович решил ситуацию не отягощать и о пистолете ничего не сказал. То есть он у парня остался. Потом его списали как-то. Пистолет, а не парня. Но! Как человек военный, Павел Аверьянович очень аккуратен в бумагах. И представляешь, все журналы по выдаче оружия у него сохранились. Кому выдано, когда, какой заводской номер. Все сохранилось! И расписка Альгериса о получении оружия. Я со всего этого добра ксерокопии сделал. И помимо протокола магнитофонную запись допроса привез. И все за два дня! Вот как надо работать, господин «важняк»!
— А еще ехать не хотел! — рассмеялся Турецкий.
— Эх, данных-то много, да пистолета нет. Надо будет еще раз прочесать все окрестности у дома Фрязина. Это ведь последнее убийство было, может, он все-таки там его бросил. Хотя мы уже прочесывали. Но не грех повторить. Как твои-то дела?
— Да пока никак. Прощупываем НИИ, допрашивали женщину — почтового работника, что посылку отправляла. Сделали фотороботы. Пока больше ничего.
— А как научный консультант поживает?