Опасное хобби
Шрифт:
— А если его к Баю домой отвезти и старушке показать? Есть у него Клавдия Ивановна, болтливая такая, в доме прибирается. И еще сторож— Леша, совсем молодой парень. Но… с ним бы я пока не стал беседовать. Так вот, а вдруг узнает свое ведро старушка божий одуванчик, а? Старые люди к старым вещам относятся с почтением.
— А может, они его просто на помойке нашли?
— Но и в этом надо быть уверенным.
Костя молча снял трубку и позвонил Романовой. В двух словах передав ей предложение Турецкого, попросил выяснить у знакомого ей Синцова, что это было за ведро и на какой помойке его нашли. Явно не нравилась Меркулову догадка Саши. И пока они обсуждали тактику поведения, позвонила Шурочка и подтвердила сомнения Кости — ведро было старым и дырявым, и именно через эти рваные дырки были протянуты почти незаметные проводки к двери Турецкого. Новое ведро привлекло бы внимание, предположил Синцов, на старое же все плевали. Мало хламу на лестницах? На том у этих гадов и расчет строился.
Да. Турецкий только почесал затылок и поднялся, чтобы идти выяснять, как дела у Полунина, и перебазировать его с группой в Староконюшенный. Прав Костя пока в одном: надоели эти проклятые обыски, будь они неладны!
Сильные потрясения на людей слабых чаще всего оказывают угнетающее воздействие. Так, думал Сергей Полунин, сам человек резкий и в чем-то безапелляционный, произойдет и с Ларисой Георгиевной. После всех трагических передряг— да еще эта ночная история! И когда утром он приехал к ней, чтобы объяснить необходимость еще одного тщательного осмотра — он не сказал обыска, так вроде проще, — квартиры на Комсомольском проспекте, и, по его выражению, ожидал увидеть перепуганную и уставшую женщину, его постигло разочарование. В лучшую сторону. Так он объяснял позже. Лариса Георгиевна была, конечно, слаба физически, но весьма деятельна духовно. Она сразу заявила, что не возражает даже против обыска, но поставила непременным условием, чтобы при этом присутствовал тот «оперативный работник» — термин даже усвоила, — который ее спасал и вчера был с ней на Комсомольском. «Турецкий, что ли? — спросил Полунин. — Но он сейчас допрашивает Бая. И всю ночь не спал. Его, кстати, тоже чуть не взорвали прошедшей ночью. Машину, во всяком случае, спалили начисто». То есть сказал все, что знал. «Нет, — сказала Лариса, — не его, не следователя, а второго, он рыжий такой». — «Ах, Грязнов? — понял Полунин. — Что ж, ему можно позвонить, если он дома».
Полунин, естественно, позвонил Грязнову и, не понимая юмора, пересказал просьбу хозяйки буквально. Слава сперва несколько растерялся, а потом сообразил, что Ларисе просто нужна рядом живая душа, а не этот скрытый грубиян Полунин, который и говорит-то с людьми свысока, будто насмехается над ними. И обещал приехать.
Они встретились уже возле дома Ларисы, которая прибыла в сопровождении охранника, Полунина с опером и криминалистом. Тут-то и узнал Грязнов все подробности ночных происшествий по двум адресам. Узнал и о том, что ночью Турецкий взял Бая на шереметьевской таможне и тот начал помаленьку раскалываться.
Ко всему связанному с именем Бая Лариса была непонятно равнодушна. Ее ненависть сконцентрировалась сейчас вокруг другого имени — Вадим. А при чем тут Грязнов? Просто он ассоциировался у нее с конкретными действиями, направленными против мужа-убийцы, а кроме того, был единственным, кто говорил с ней нормальным человеческим языком. За исключением того пожилого господина в странной, но явно генеральской форме, который чем-то напомнил ей отца, только прежнего, моложе.
Поднявшись в квартиру, Полунин объяснил хозяйке цель следственных поисков. Во-первых, нужно установить, что пропало вместе с отбытием в Будапешт ее бывшего супруга, а во-вторых, им следует найти все то, что может быть как-то связано с подготовкой Богдановым преступления в отношении жены и тестя.
Полунинская группа стала разбирать вещи, сложенные в сумки бандитами, а Грязнов занялся платяными шкафами. И сразу удача! Он спросил у Ларисы, сидящей в кресле посреди большой комнаты, во что был одет Богданов в день ее похищения.
— Есть у него такой голубой джинсовый костюм.
— Этот? — показал Слава.
Лариса посмотрела и кивнула. И со странной смесью жути и интереса вспомнила их последние объятья на ковре в гостиной, на даче, когда он уже все спланировал, но делал вид, что страстно ее любит.
Брюки почти до колен были перемазаны желтой глиной. Слава передал их эксперту-криминалисту и попросил сравнить со следами от ботинок, которых было предостаточно в квартире Константиниди. Вскоре дошла очередь и до костюма песочного цвета, в котором Грязнов засек Богданова в первой половине злополучной пятницы. Обыскивая карманы пиджака, он обнаружил листок бумаги.
Это была расписка, выданная Баем Богданову. Забыл он ее, что ли? Или нарочно оставил, предвидя последствия? Вопрос, однако, непростой. Турецкому подарок.
Между тем, достав рулон свернутых картин и разложив их на полу, Полунин пригласил Ларису взглянуть, не пропало ли что.
— Эти вещи не представляют большой ценности, — сказала она, и вдруг глаза ее забегали по лежащим полотнам. — Погодите, а где же?.. Вячеслав Иванович! — позвала она Грязнова. — Пожалуйста, посмотрите на антресоли, там планшет… Ну да, большой такой, черный.
Слава вспомнил, что видел его в руках Вадима, когда тот выходил от Константиниди.
— Мерзавец… Это же… Там был Дега!
Она тут же, вытянув руки, пошла к своему туалетному столику в спальне. Выхватила и бросила на пол один ящик, рассыпав по ковру косметику. За ним полетел второй — с коробками духов. Наконец она вытащила нижний и сунула руку вниз, под его днище. И достала небольшую папку, примерно сантиметров тридцать на сорок. И, облегченно вздохнув, села на кровать.
— Что это, простите? — поинтересовался Полунин и потянул пачку из ее рук, но Лариса, отстранившись, крепко прижала ее к груди. Полунин даже растерялся и вопросительно взглянул на Грязнова.
— Лариса Георгиевна, — мягко спросил Слава, — чего же вы боитесь? Если все это имеется в каталоге Георгия Георгиевича и все законно — это ваша собственность, никто ее у вас не отнимет. Мы покажем Кругликову, он даст свое заключение, и папка вернется к вам. Могу вам дать честное слово.
С сомнением поглядев на Грязнова, Лариса весьма неохотно протянула ему папку и сказала:
— Отец просил меня хранить ее как самое ценное. Я прошу вас и надеюсь… Вы обещали.
Слава раскрыл папку, положил на стол, поднял несколько пожелтевших листов с рисунками и вопросительно взглянул на Ларису:
— Это кто рисовал?
— Микеланджело… Дюрер… Рембрандт… Вам что-нибудь говорят эти имена?
— Очень много, — спокойно и солидно ответил Слава. — Давайте вместе напишем количество рисунков, авторов и что нарисовано, чтоб потом не было сомнений.
Описание дюжины рисунков заняло от силы пятнадцать минут. Затем столько же времени заняла уборка помещения. В общем, где-то в районе двух часов Полунин решил, что можно уезжать.
— Вы ничего не хотите взять с собой, Лариса Георгиевна? Вчера вам было не до этого, понятное дело, — участливо заговорил Грязнов, а Полунин отметил про себя: умеет же этот рыжий с бабами разговаривать.