Опасное искушение
Шрифт:
— Она мертва.
Это было правдой, но Брайант наклонил голову и встретился со мной взглядом, медленно, расчетливо, как птица поворачивает голову, чтобы засечь добычу. Он изучал меня в течение долгого, напряженного момента, затем потянулся к столу и достал что-то, что небрежно бросил себе на колени.
Каждый мускул в моем теле напрягся.
Брайант был человеком жестоким и громогласным. Когда он замолкал, вы понимали, что он сворачивается кольцами, как змея перед прыжком.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, Тирнан, — пробормотал он,
Я подал ему свою ладонь, понимая, что, если этого не сделаю, последствия будут гораздо хуже.
— Но я надеюсь, ты знаешь, что мое терпение на исходе. Сначала Люциан заигрывает с этой троллихой Элейн, а потом Лео с Хейли Константин. Я больше не буду валять дурака. Если мы позволим этой проклятой семье продолжать нами манипулировать, люди решат, что мы слабые, мягкотелые. Я хочу покончить с этим раз и навсегда. Если у тебя нет возможности это сделать, у тебя нет возможности остаться в этой семье. Я понятно объясняю?
Это не имело значения. У меня было собственное богатство, свой собственный затененный престиж. Что с того, что высшие эшелоны общества считали меня изуродованным идиотом-головорезом, сыном Брайанта и Сары Морелли? Что с того, что мои братья и сестры считали себя лучше меня?
Это не должно было иметь значения.
Я был взрослым тридцатилетним мужчиной.
Но я был воспитан на ярости.
На идее, что, если нас обидели, мы должны отомстить.
И я был крайне обижен.
Моим собственным отцом, тем самым человеком, который всю мою жизнь запихивал эту пословицу мне в глотку.
— Тирнан? — потребовал Брайант, крепче сжав пальцами мою руку. — Ты понимаешь, что я не потерплю неудач? Что секреты, если ты их хранишь, будут выведаны и уничтожены?
Я бросил на него безучастный взгляд.
— Мне нужно напоминать тебе, кто главный в этой семье? — спросил он меня.
Вот оно.
Никто не посещал гребаный особняк Морелли, если мог этого избежать. В этой сказке Брайант был драконом, а Сара была затравленной принцессой, глотающей таблетки в своей отдельной башне. Это был дом ужасов, и никто из выросших в этих стенах детей его не забудет.
Особенно я.
Поэтому я был готов к тому, что Брайант внезапно двинулся с места и поднял с колен свободную руку с крепко зажатым в его сильных пальцах ножом, который он достал из ящика. Схватив меня за руку, он прижал мою ладонь к мраморной столешнице стола, намереваясь проткнуть мою руку, или, что более вероятно, оставить прекрасную кровоточащую рану как напоминание о том, что он могущественнее меня, и я не должен об этом забывать.
Это был грубый силовой ход.
Насилие как вопрос, вместо ответа.
Я дал ему свой ответ.
Кончик ножа полоснул по тыльной стороне моей руки — всего лишь царапина, но острие было острым как бритва. Под металлом кожа вскрылась, тонкая лента крови потекла от костяшек до запястья. Но я успел увернуться, прежде чем на коже остался шрам. Я перевернул свою порезанную руку, схватил его за
Я в мгновение ока вырвал нож из его пальцев и сделал шаг от стола как раз в тот момент, когда он неловко на него приземлился.
Когда Брайант посмотрел на меня, его темные глаза горели жарко и темно, как уголь.
Я держал двумя пальцами нож, который подарил ему на шестидесятый день рождения, и покачивал им в воздухе.
— Не следует использовать подарок против дарителя, отец.
— А тебе не следует испытывать альфу, если не хочешь драки, — возразил он, спокойно выпрямляясь, хотя на его щеке дергался мускул, словно бомба, отсчитывающая время до взрыва.
С моей стороны было безрассудством ему противостоять. Я не делал этого так явно уже много лет, и головокружение от этого пронеслось сквозь меня, вызвав легкое безумие. Мне хотелось смеяться над ним и над собой за то, что мы были такими животными, такими чертовски нецивилизованными, в то время как Морелли годами пытались убедить людей, что они — самые лучшие представители общества.
Я знал, кем мы были, и Брайант тоже. Пришло время вернуть то, что всегда должно было быть моим.
Мою жизнь.
— Еще раз причинишь мне боль, и я сам уйду из семьи, — сказал я, слова с грохотом падали на пол, словно установленные между нами мины. — Тебе больше не нужно мне угрожать. Я выполняю твои приказы с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.
— Ты делаешь это, потому что больше ничего не можешь предложить этой семье, — напомнил он мне. — У тебя нет ни ума, ни красоты Морелли, ты едва ли стоишь имени в свидетельстве о рождении. Ты должен быть рад, что я дал тебе цель.
— Если я это сделаю, если опозорю Константин и захвачу контроль над КЭИ, я больше не буду твоим приспешником, Брайант. Мне нужны гарантии, — потребовал я, подбросив нож в воздух и, не глядя, поймав его за рукоятку.
Брайант сердито посмотрел на меня, и независимо от того, был ли он моим биологическим отцом или нет, точно такой же хмурый взгляд я уловил в своем отражении в оконном стекле позади него. Я знал, что играю с огнем, что он из тех людей, которые буквально убивают людей за неподчинение, но это был мой единственный шанс выйти из-под его влияния, не убив его.
Я ждал этого годами, этого мексиканского противостояния с человеком, который должен был любить меня, но не любил. Мне просто не хватало достаточно сочной наживки, чтобы его к этому подтолкнуть.
И теперь у меня была Бьянка.
Я видел, что он этого хотел.
Даже под нахмуренными бровями его глаза были широко раскрыты от искренней тоски. Десятилетиями он был почти одержим Кэролайн и Константинами. Брайант также был человеком, который наслаждался властью над всеми остальными, и его явно расстраивало то, что он не мог сделать того же самого с нашими соперниками.