Опасное наследство
Шрифт:
– Добро пожаловать домой, господин! – запыхавшись, выговорила она. Должно быть, она бежала, чтобы успеть открыть ему дверь. И потом присела – глубоко и грациозно. Ее движение было совсем другим, нежели быстрый книксен девочек-воробышков.
– Спасибо, Саша! – поблагодарил ее Вальдраку, ненадолго задержав руку на ее сверкающих волосах. – Все хорошо?
– Да, – ответила она, чудно и смущенно улыбаясь. – Теперь хорошо!
Я не могла глаз отвести. Вальдраку по-прежнему носил вместо пояса тонкую цепь, которой ударил Тависа. Как могла эта маленькая гусыня, стоя там, смотреть на него так, словно
– Саша, это Дина, – сказал он. – Она поживет здесь некоторое время. Она может занять зеленую горницу. И найди ей несколько платьев, не таких гадких, что на ней сейчас.
В последний миг я вспомнила, что надо опустить взгляд, чтобы ни она, ни он не увидели мои глаза. Но я все равно почувствовала, что она таращится на меня.
– Слушаюсь, господин! – ответила она и снова присела. – Зеленую горницу? Это туда!
Я вошла следом за ней в каменный дом и поднялась наверх по серо-зеленой деревянной лестнице. Она свернула направо в галерею. Пройдя мимо четырех закрытых дверей, она остановилась перед пятой.
– Здесь ты будешь жить, – сказала она, распахнув передо мною дверь.
Я посмотрела… Не знаю, чего я ждала, но во всяком случае не того, что увидела. Я думала о Тависе и подвале, о котором говорил Вальдраку, и мне показалось невероятным, что у меня такая горница, горница, которая была больше общей горницы у нас дома. Стены были блестящие, а обои – шелковые, цвета медной зелени. Тяжелые зеленые бархатные занавеси закрывали доступ вечернему свету, затемняя горницу и придавая ей какой-то замшелый вид. Я медленно переступила порог.
Внезапно меня сильно толкнули в спину. Это случилось так неожиданно, что я споткнулась и упала на четвереньки. Горя злобой, я встала на ноги, повернулась к – девочке, к Саше – или как там ее звали.
– Это еще что? – сердито спросила я, прежде чем подумать об условиях Вальдраку.
– Есть одно, что тебе надобно знать, – сказала она, и голос налился бешенством. – Я не знаю, чего ему от тебя надо. Но тебе нечего и думать, что ты займешь мое место!
Ее место? О чем это она? Я не спросила. Я подумала о Тависе и заставила себя смотреть в пол и молчать. Но хотя я лишь мельком успела увидеть лицо этой девочки, в чувствах ее ошибиться было никак нельзя. Ее темные глаза сверкали, а ее красивое лицо сердечком было бледным как мел от ненависти.
– Господин сказал, что, когда ты приведешь себя в порядок, тебе надобно спуститься вниз, в Мраморный зал, – сказала кухарка Марте, нерешительно глянув на меня.
Она, ясное дело, не очень понимала, что означало в моем случае «привести в порядок». Вымытая и чистая, да, но что она даст мне надеть? Шелковые юбки, как у Саши, либо что-нибудь попроще?
Сама Марте была опрятно одета в свежевыглаженное черное платье с черным же зашнурованным лифом поверх белой блузы. Накрахмаленная белая повязка стягивала ее каштановые волосы.
Я мерзла, закутанная в тонкую банную простыню, и надеялась, что Марте быстро сообразит, что делать. Чудесно было снова стать чистенькой, но каменный пол в поварне был ледяным, если встать на него голыми влажными ногами.
– Сперва вот это, – сказала она, указывая на стопку нижнего белья. Я неуверенно посмотрела на эту стопку.
Неужто все это? Неужто она думает, что я все это надену на себя только под платье?
Сначала длинные белые чулки, которые поддерживались сверху замысловатым скопищем пуговиц и ленточек. Затем пара маленьких коротких трусов. Потом пара доходящих почти до лодыжек длинных белых панталон с широкими оборками внизу. Три нижние юбки, одна другой пышнее. Не говоря уж о белом корсаже, что зашнуровывался на спине.
Это предстояло сделать Марте.
– Ведь росточка-то ты невысокого, – бормотала она, затягивая шнуры. – Да и с волосами твоими многого не добьешься.
Мои волосы были черными и густыми и, похоже, лучше выглядели бы в лошадиной гриве. Вместо того чтобы красиво спадать на плечи, они торчали во все стороны. Их нельзя было даже заплетать в косы. С тех пор, как местер Маунус сделал в прошлом году все возможное, чтобы я стала похожей на мальчика. Такая усеянная жемчугом лента, как у Саши, подошла бы мне, как золотая корона жабе.
– Погоди немного, – сказала она.
И я так и осталась там без башмаков, в одних чулках, и с голыми плечами и долго мерзла.
Когда Марте в конце концов вернулась, на руке в нее висело полосатое холстяное платье и белая блуза точь-в-точь такая же, как ее собственная.
– Примерь-ка, – сказала она, протягивая мне платье, – когда-то оно было… оно когда-то подходило девочке такой-же, как ты.
Она печально и ласково погладила полосатую ткань.
Что это за девочка, которая некогда носила эту одежду? Дочь Марте? Или, может статься, ее младшая сестра? Довольно трудно было понять, сколько лет Марте. Лицо и руки морщинистые и изнуренные, но у меня появилось ощущение, что суровая жизнь прочертила эти морщины, а совсем не годы. Во всяком случае, из-под повязки не торчали седые волосы.
Я надела блузу и платье поверх всего этого оборчатого белья. Блуза была из красивой мягкой ткани, вся в узеньких зеленых, розовых и серых полосках. Корсаж застегивался на серебряные крючки, напоминавшие цветочки. Платье показалось мне очень красивым.
– Благодарствую, – тихонько вымолвила я. Меня, правда, ни о чем не спрашивали, но поблагодарить, верно, дозволено.
– Тебе к лицу, – сказало она, бережно поправляя рукой шовчик на одном плече.
И мне вдруг показалось, что я необычайно приглянулась Марте…
Марте проводила меня в Мраморный зал, и я радовалась, что она была со мной. У меня не было ни малейшего желания снова предстать перед Вальдраку. Я помнила, как Саша сказала: «Я не знаю, чего ему от тебя надо». Не знала этого и я, но у меня начинались судороги в животе, когда думала об этом.
В большом мраморном камине горел огонь, а перед ним сидел Вальдраку, уютно откинувшись на спинку мягкого кресла. Он, видно, тоже искупался. Одежду мелкого торговца сменила бархатная куртка, отороченная мехом. На нем были черные короткие штаны и вышитые серые валяные сапоги с острыми носами. Он так переменился, стал незнакомым и важным. Никто не принял бы его ныне за мелкого торговца. Но одно осталось неизменным: тонкая металлическая цепь по-прежнему служила ему вместо пояса.