Опасное наследство

Кобербёль Лине

– Ты скажешь ей!

Я помчался через двор, уже не глядя на Розу. Ведь я и без того знал, как она стоит, пронзая меня взглядом, будто она Дина или мама. Мне повезло, что ни Роза, ни Мелли такими силами не владели.

«Двух Пробуждающих Совесть в одном доме предостаточно», – думал я.

И снова это настигло меня – бух! – судорога в животе, ведь ныне в этом доме осталась только одна Пробуждающая Совесть…

Чтобы отогнать мысль об этом, я сильно ударил в дверь конюшни – бум!

Кречет был строптив, капризен по-утреннему и упирался, когда я хотел взнуздать

его. Ему казалось, что это непорядок – выгонять коня в такую рань из конюшни, не задав утреннего корма… Но в конце концов мы разобрались, и вскоре я уже вывел его во двор, вскочил в седло и устремился к Каменному кругу. Я прискакал первым, но Пороховая Гузка и Каллан уже взбирались в гору. Завидев меня, Каллан, сердито взглянув исподлобья, спросил:

– Что здесь делаешь ты?

– Я хочу быть с вами.

– Быть с нами? Это тебе вовсе не детская игра, малец! Да и у тебя нет даже меча!

– У меня мой лук!

– Хочешь сказать, мой лук! – упрямо произнес Каллан.

Ведь я по-прежнему стрелял из лука, что одолжил у него.

– И потом… Мы имеем дело с отверженными: людьми вне закона, с разбойниками, а не с оленятами или козлятами! Молокососа вроде тебя прихлопнут в два счета.

– Пороховой-то Гузке можно с тобой! – вырвалось у меня.

И Пороховая Гузка уколол меня ядовитым взглядом. Ему не очень-то пришлось по нраву, что и его сочли молокососом.

Каллан пробормотал:

– Тебе не кажется, что твоей матери хватит уже терять детей?

Я посмотрел на черную шею Кречета:

– Я ведь не могу вечно сидеть дома, Каллан! Не могу. Я ведь…

Я-то хорошо знал, что, вообще-то, я не очень много бывал дома; после этой истории с Диной я использовал каждую возможность уйти, удрать. Да и Каллан хотя это знал, но смолчал. Он только вздохнул:

– Ладно! Езжай с нами! Но держись подальше и позади! И делай что говорят!

Я кивнул:

– Как скажешь.

* * *

В Эвине Кенси было что-то от чудака: молчаливый старик предпочитал общество своих собак компании людей. Быть может, оттого, что жил он так далеко от Баур-Кенси, на самом краю земель Кенси-клана.

У него была маленькая хижина, прилепившаяся к склону утеса на полпути вверх у Маедина – горной гряды, и Эвин спускался вниз в Баур-Кенси лишь дважды в год: весной, когда у него была овечья шерсть на продажу, да зимой, когда нужно было закупить припасы.

– Так что я, как увидел его, чуток удивился, – сказал Киллиан Кенси, ближайший сосед Эвина, разбуженный стариком посреди ночи. – А какой у него был вид! Кровь текла по лицу, а шатало его, будто хмельного! Моя Анни заставила его сесть и налила ему теплой водицы, хотя он, пожалуй, предпочел бы лучше горячительного. Но был он попросту как дикий зверь. Ему хотелось, чтоб я тут же, не сходя с места, понесся бы с ним – бац! – ловить этих дьяволов, он да я – и все! Однако же мы уговорили его остаться и посидеть спокойно. На свою рану он не обращал внимания, да и овцы, что убежали вместе с разбойниками, немного для него значили, но лиходеи подстрелили одну из его собак! Говорю вам, он от этого вовсе спятил!

Киллиану уже удалось сколотить небольшую кучку людей, человек двадцать, считая и меня с Пороховой Гузкой. Вполне достаточно, как говорил он, чтобы дать этим дьяволам взбучку, преподать им хороший урок.

На рассвете, ни свет ни заря, добрались мы до Маедина и того горного откоса, где было совершено нападение. Уже в самом начале было, пожалуй, ясно, каким путем прискакали эти дьяволы. Они погнали овец прямо через заросли терновника, так что кусты были сломаны и затоптаны и всюду на них висели клочья овечьей шерсти. Похоже, разбойники торопились поскорее уйти, а след вел напрямик в сторону владений Скайа-клана.

– Эвин говорил, что эти дьяволы были одеты в плащи со знаком Скайа-клана, – сказал Киллиан. – Я ему не больно-то верю. Скайа не станут так рушить мир меж кланами, говорил я сам себе. Да и кто увидит во мраке, какой этот плащ – черный или синий?! Но, похоже, вроде его правда!

– Поглядим, увидим! – произнес Каллан на своем исконно высокогорском наречии.

Однако вид у него был печальный и угрюмый. А я вспомнил, как он отказывался вмешиваться в дела другого клана даже тогда, когда мы думали, что один из Лакланов заманил мою матушку в ловушку.

– Что, коли это и вправду Скайа? – прошептал я Пороховой Гузке. – Мы тогда просто домой вернемся?

– Не знаю, – прошептал он в ответ.

Мы скакали по следу так быстро, как позволяли наши силы. К утру мы добрались до древней каменной осыпи, обозначавшей, что мы на пути в земли Скайа-клана. Каллан придержал своего жеребца.

– Если мы поскачем дальше, – сказал он, – я хотел бы услышать клятву от каждого из вас.

– Какую еще клятву? – спросил Киллиан.

– Каждый даст мне слово, что не поднимет там на кого бы то ни было меч, нож или лук. Пока я не скажу.

– А кто выбрал тебя в предводители? – брюзгливо пробормотал один из преследователей.

– Заткнись-ка, Валь, – произнес кто-то другой. И никто больше ничего не сказал.

Такого не было, чтобы Каллана предлагали в предводители: он просто был им, и даже брюзга Валь знал это.

Иной раз я даже завидовал Каллану.

– Ну, Киллиан, – сказал Каллан, – даешь слово? – Киллиан кивнул.

– Да, – сказал он. – Пожалуй, я так и сделаю.

Каллан спросил каждого из нас – даже Пороховую Гузку и меня. Мы все ответили: «Да!» И только после этого мы поскакали через границу в пределы страны Скайа.

Казалось, будто кто-то метнул волшебную палочку на след и, заколдовав его, стер. Какой-то миг след был широким и отчетливым, будто проселочный путь, а потом вдруг упрямо сжался и круто исчез, став почти невидимым. Внезапно похитители овец, видимо употребив немыслимые усилия, скрыли след. Они рассеялись по округе, они скакали по воде, они скакали, переваливая через скалистые утесы.

– Лис тоже осторожничает вблизи собственной норы, – сказал Киллиан. – Мы уже совсем близко.

Нам пришлось рассеяться.