Опасное соседство (Узы моря. Опасное соседство. Возвращение)
Шрифт:
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Джеймс Ривер и Йохан заехали в Плеттенберхбай взвесить пойманного морского карася в лавочке знакомой Джеймса, которая торговала рыбой на центральной улице города. Больше, правда, им хотелось просто похвалиться добычей, поскольку Джеймс уже прикинул на глазок вес рыбины — тридцать фунтов плюс-минус два — и такой улов, безусловно, следовало отметить. Джеймс вообще любил «отмечать», Йохан знал это по собственному опыту, однако, поскольку именно Йохан был за рулем, он вполне справедливо полагал, что лучше бы им вернуться домой пораньше, иначе не миновать ссоры с Делией. Это был его крест, и он нес его с отрешенным стоицизмом, хотя именно Джеймс, а не он, всегда являлся зачинщиком всех попоек и эскапад, которые вызывали
Правда, на этот раз Джеймс не предупредил Йохана об одной важной вещи: владелицей рыбной лавки оказалась его старинная приятельница, у которой — что было еще хуже — в ее квартирке над магазином вовсю шла подготовка к вечеринке по случаю дня рождения. Джеймс страшно этому обстоятельству обрадовался, особенно когда обнаружилось, что вечером решено отправиться к эстуарию и половить там боопсов с помощью фонарей и сачков. Если и были еще какие-то сомнения по поводу осмысленности подобной «экспедиции», для которой требовались, в частности, сильные фонари, топливо для костров и решетки для жаренья, то все эти сомнения полностью рассеял исполненный энтузиазма Джеймс. И даже мрачные предчувствия Йохана после нескольких бокалов пива полностью уступили место покорному веселью. Он, правда, вовремя вспомнил, что нужно позвонить Делии и предупредить ее, что они, скорее всего, запоздают, и уж совсем развеселился, когда Джеймс начал превозносить его умение печь в золе лепешки-скороспелки из муки и пива и по-особому готовить кефаль — запекать в фольге с луком, помидорами и перцем чили. После этого Йохана тут же увлекла за собой на кухню какая-то огромная женщина в просторной блузе, которая оказалась кузиной хозяйки и, собственно, «новорожденной». Он все-таки продолжал немного беспокоиться, а вечеринка тем временем набирала силу и становилась все более многолюдной и шумной, ибо хозяйка дома Адель оказалась прямо-таки его собственным тестем в юбке. Это была чуть мрачноватая застенчивая женщина неопределенного возраста, немолодая, дочерна загорелая и босая. Она явно обладала сильным характером, была молчаливой, точнее, немногословной и напоминала ветряную мельницу копной светлых волос и находившимися в постоянном движении длинными руками и ногами.
Когда Йохану удалось выбраться из кухни, он уже знал, что хозяйке дома шестьдесят два года, а самой «новорожденной» пятьдесят четыре, что обе они то ли вдовы, то ли разведенные — он забыл, какая кто. Хозяйку звали Адель, а ее кузину — Мэри, и эта Мэри полностью «прикарманила» Йохана, крепко обхватив его руками за талию. Джеймс и Адель, ничего не замечая, болтали, уютно устроившись в уголке.
Когда Йохан неверной походкой проследовал мимо них, влекомый надушенной и разгоряченной Мэри, то услышал, как Джеймс рассказывает своей подруге о только что закончившемся туристском сезоне и о тех, кого он — и в шутку и всерьез — называл «террористами»; впрочем, шутка эта практически не воспринималась, поскольку война с Родезией окончилась десять лет назад.
Вечер все тянулся, Йохану казалось, что гостиная, как гуттаперчевая, то сжимается, то расширяется в зависимости от уходящих или прибывающих гостей, и когда они наконец все-таки выбрались на берег, он, к своему большому удивлению, обнаружил, что откуда-то из недр этого вроде бы вечного хаоса возник даже некий порядок: костер в тихой безлунной ночи горел ярко, вокруг костра спокойно сидели люди, а рядом на волне качался ялик, залитый ровным белым светом керосино-калильной лампы, явно отлично отлаженной, так что черная вода вокруг сияла, точно серебряное зеркало. На корме ялика, не обращая ни малейшего внимания на людей, собравшихся у костра, сидела юная парочка — судя по голосам и блестящим волосам — и пела; точнее, юноша перебирал струны гитары и тихонько подпевал девушке, которая исполняла на мелодичном африкаанс какую-то лирическую балладу.
Йохан вдруг обнаружил, что темноволосая Мэри наконец-то отпустила его и отправилась искать свою дочь, у мужа которой сегодня, оказывается, тоже был день рождения, из-за чего, собственно, и собралось так много молодежи. Джеймс и Адель были заняты осмотром сачка для ловли рыбы и светили себе электрическим фонариком. Йохан знал, что Джеймс давно уже как-то приспособился к своему увечью за прошедшие после несчастного случая десять лет, но все-таки с сожалением, в задумчивом молчании смотрел, как неуклюже тесть держит сачок за длинную ручку и с нежностью смотрит на него, словно понимая, что ловля «лампаро» — одно из старинных его пристрастий — теперь ему недоступна, во всяком случае как самостоятельному рыболову, потому что для этого требуется крепкая хватка обеих рук. Однако самого Джеймса печальные мысли мучили явно недолго; он. что-то шепнул на ухо своей подруге, и Адель вдруг с притворным гневом принялась дубасить его кулаком по спине, что-то сердито восклицая при этом. Во время этого небольшого представления, еще до того, как вернулась Мэри, тащившая на буксире дочь и зятя, крепкого светловолосого юношу, Йохан узнал, что Адель и Мэри выросли вместе на северном берегу Брид-ривер, в нескольких километрах от ее устья; обе сохранили самые теплые отношения с многочисленными родственниками, по-прежнему проживавшими на фермах. А Джеймс с некоторой гордостью объявил, что Адель несколько лет держала первое место среди здешних рыболовов, поймав горбыля-холо весом в сто двадцать два фунта. Ее даже сфотографировали с этой рыбиной прямо на речной отмели. Однако Джеймс, усмехаясь, предположил, что, видимо, горбыль просто грохнулся в обморок, стоило ему увидеть Адель, а потому и сдался без боя, и тут же получил новую порцию тумаков. Йохан узнал также, что ялик с подвесным мотором принадлежит Адель и что у нее есть сын, который приезжает домой в отпуск, а вообще служит в полиции Йоганнесбурга.
Аромат жарившегося на решетке мяса возбуждал аппетит, и Йохан обнаружил вдруг, что голоден. А еще ему захотелось, чтобы Делия тоже оказалась здесь: он знал, что никогда не сумеет описать ей этот волшебный вечер.
— Эх, парень! — конечно же скажет она. — Ну а теперь объясни мне как следует, кто такая эта Адель, черт возьми! Откуда у нее лодка и при чем здесь какая-то рыба? И вообще, какое отношение имеет Брид-ривер к вашей попойке? Нет, ты все-таки настоящий тупица! Мало мне моего драгоценного папочки с его вечными выдумками!
Он решил, что лучше совсем ничего не скажет ей о Мэри, — все равно ей этого не понять. Кстати, Мэри явилась именно в тот момент, когда Джеймс стал разливать спиртное, а потом отправилась с Йоханом печь в золе его знаменитые лепешки, и Йохан счел, что хватит ему беспокоиться насчет Делии, пора на время забыть о ней и просто веселиться вместе со всеми. Это, конечно, было не то, что охота на южноафриканских газелей, но все-таки тоже неплохо, особенно для тех, кто родом не с Большого Карру.
К полуночи, когда начался прилив, участники пирушки разделились. Молодежь в основном сосредоточилась у автоприцепа с навесом, откуда доносилась рок-музыка, нисколько не мешавшая остальным слушать у костра магнитофон Мэри.
Где-то среди ночи, когда, к счастью, вся еда была уже приготовлена, кончилось топливо для костра, и «фуражиры»-добровольцы стали группами уходить во тьму; вскоре одна из групп приволокла несколько вымазанных креозотом столбов, которые теперь ярко горели, создавая в ночи ощущение пожара и испуская ядовитый черный дым, который, правда, тут же словно растворялся на фоне темных небес. Мэри однажды побывала в Греции и теперь упорно желала обучить совершенно не сопротивлявшегося и удивительно неуклюжего Йохана греческому танцу «сиртаки». Йохан умел с трудом танцевать только вальс и еще один танец жителей Карру под названием «ваштрап», так что у них с Мэри ничего не получалось, и в итоге они, споткнувшись обо что-то в темноте, рухнули на землю, выпав из круга красного креозотового сияния и изрядно насмешив Джеймса.
«Лампаро», на которую они все-таки отправились потом, должна была осуществляться следующим образом: Адель была штурманом и механиком, а Джеймс и Йохан — основными специалистами по снастям: один держал фонарь, а второй управлялся с сачком. Мэри взяли с собой в качестве балласта и — заодно — барменши. Прилив становился все выше, что, впрочем, заметили только Джеймс и Адель. Йохан и Мэри к этому времени окончательно уверились, что вместе их голоса звучат просто неподражаемо, и в который раз затянули «Moon River». Они уже исполнили немало известных арий из опер, и их голоса над тихой водой доносились даже до тех, кто танцевал на берегу возле автоприцепа, порой заглушая даже лодочный мотор. А ведь с началом отлива нашим рыболовам ничего не стоило попасть в беду — их могло попросту унести в открытое море. Уж Джеймс-то должен был знать об этом прекрасно, как и о том, что ночью в эстуарии рыбачить небезопасно, тем более неосторожным или чересчур восторженным людям. К тому же они столько времени потратили на бесконечные сталкивания лодки с песчаных отмелей, незаметных во тьме, что на саму рыбную ловлю осталось совсем мало времени. И все-таки им неожиданно повезло. Река прямо-таки кишела кефалью; рыба выпрыгивала из воды рядом с ними, сверкая серебряной радугой брызг, и порой падала прямо в лодку под громкие радостные вопли Мэри. Когда они застревали на очередной отмели и Джеймс с Йоханом прыгали за борт, погружаясь по шею, и сталкивали лодку, Джеймс каждый раз настаивал на том, чтобы непременно «отметить» отличный улов; «освежившись», они снова плыли к берегу на свет костра, красный огонек которого служил им как бы путеводной звездой. Потом они, как и следовало ожидать, все-таки опрокинулись, правда, в этом месте было всего по пояс, так что Джеймс умудрился даже не утопить электрический фонарик, пока они добирались до берега. А произошло все потому, что Мэри вдруг решила встать и от души потянуться, однако столь существенное нарушение центра тяжести оказалось легкому ялику не под силу, и все кувырком посыпались в воду. В итоге Мэри нашла все это очень забавным и решила кстати искупаться и всласть поплавать, раз уж оказалась в воде. Надо сказать, потребовалось немало времени, чтобы перевернуть лодку и собрать ту рыбу, которая не успела ожить и исчезнуть в темной воде.
Когда они добрались до дому, уже достаточно рассвело и весь залив был как на ладони, видны были даже холмы на берегах Цицикаммы. Молодежь уже давно вернулась; кое-кто лениво танцевал, остальные пили кофе на балконе, и все они почти не обратили внимания на четверку рыболовов, хотя вид у тех был весьма плачевный. Адель и Мэри быстро поджарили яичницу с беконом, а Джеймс и Йохан, чтобы женщины не скучали, тоже уселись на кухне, вытянув ноги, и стекавшая с них вода лужицами собиралась на выложенном плиткой полу. Когда все переоделись и привели себя в порядок, было уже начало восьмого, и Йохан снова начал беспокоиться насчет того, какой прием ему окажет Делия. По крайней мере, было воскресенье и он рассчитывал, что просто проспит большую часть дня.