Опасное соседство (Узы моря. Опасное соседство. Возвращение)
Шрифт:
Здесь, в теперешней его жизни, встречались порой лишь черноголовые высокогорные овцы со всей своей «свитой», и их отар следовало избегать точно также, как и отар мериносов.
Было и кое-что совершенно новое: появилось ощущение «конца туннеля». Присев на камень и глядя на раскинувшуюся внизу обширную долину, перегороженную рядами холмов, Пятница понимал, что здесь совсем иные края и все здесь иначе. Когда вставало солнце, он видел не только ту черную дорогу, которой держался, но и другую, еще более широкую, пересекавшуюся с первой. Здесь гораздо чаще попадались предметы, которые он привык ассоциировать с людьми: похожие на стальную паутину линии высоковольтных электропередач, серебрившиеся в
Ощущение места, где сейчас находилась Анна, было чрезвычайно сильным, и Пятница ждал, сидя на вершине холма, пока солнце взойдет достаточно высоко, чтобы получить ясное представление о раскинувшейся впереди горной гряде.
В ту ночь он обошел кругом конечную железнодорожную станцию, широкими прыжками перемахнул через шоссе и некоторое время отдыхал, восстанавливая дыхание, прежде чем начать очередной подъем. Когда он снова отыскал нужную дорогу, то она вела прямо на юг, и он все время держался ее обочины, видя, как мимо проносятся машины, и ощущая под лапами теплый асфальт.
Однажды — и это был последний урок осторожности, который преподнесли ему дороги, — он присел перед останками огромного филина, ставшего жертвой собственной неосторожности, и с любопытством их разглядывал, когда его задело колесо мчавшейся на большой скорости машины.
Вот и теперь, крадясь по обочине дороги, он вдруг услышал стук металла по кости и увидел очередного мертвого зверька — ушастую лисицу прямо у него перед носом бесформенной грудой отшвырнул в кусты налетевший на нее автомобиль. Пятница не растерялся и вдоволь набил брюхо.
Глава одиннадцатая
В ЧЕРНЫХ ГОРАХ
Потребовалось немало времени, чтобы преодолеть бесконечные горные долины и подняться по заросшим густым кустарником склонам, — от новолуния до полнолуния, — однако же Пятнице эти полмесяца особенно долгими не показались.
Для него это был просто очередной короткий отрезок пути и жизни, к которой приходилось приспосабливаться. В густых зарослях он довольно быстро вспомнил кое-какие приемы охоты, которыми пользовался в прежней своей жизни на самом юге Африканского континента, только здесь было холоднее и гораздо реже светило солнце. Мыши и слепыши далеко от своих нор не отходили, зато ему удавалось гораздо чаще, чем в пустыне, ловить птиц, например нектарниц, очень теплых и вкусных, хотя и крошечных, на один глоток каждая.
Это случилось на дне оврага, наполненного грохотом горного потока и вздохами ветра: Пятница почуял свежий запах леопардов, которые, видимо, как и он сам, заинтересовались большой стаей куропаток, копавшихся в песке на обнесенном изгородью участке пашни рядом с проселочной дорогой, вдоль которой и следовал Пятница. Леопарды один за другим спускались к реке, когда он увидел их: желто-черные в свете зари, яркие на фоне сероватой зелени. Пятница тут же свернул в сторону, решив отказаться от посещения той рощи, к которой направлялся, и поспешно стал подниматься по склону, далеко обходя и дорогу, и тот овраг, где, скорее всего, леопарды и обитали.
Пробираясь сквозь заросли вечнозеленой маккии на северных склонах гор, Пятница был не видим ни для кого, кроме самых маленьких существ, обитавших или охотившихся здесь. Но постепенно растительность поредела, крутизна склонов уменьшилась, холмы стали более округлыми, и он оказался совсем высоко в горах.
На юге он видел бесконечные холмы и вершины гор, а также огромную долину, край которой тонул за горизонтом в голубоватой дымке; раннее солнце, просвечивая сквозь облака и туман, превращало местность в подобие яркого лоскутного одеяла. И где-то там, вдали, была конечная точка его путешествия, теперь манившая еще сильнее, чем прежде. Седловина между двумя округлыми вершинами, покрытыми редкой растительностью, на несколько дней стала для Пятницы охотничьей территорией, и он бродил от одной поросшей лишайниками скалы до другой в радиусе примерно двух километров, порой заходя и в более густые заросли на севере, в той стороне, откуда пришел, и охотился на ту мелкую дичь, которая была ему так хорошо знакома, но никогда не отваживался пересекать южную границу своей территории.
Здесь не было других крупных хищников, которые могли бы угрожать ему, не было и орлов, но стоял ужасный холод.
Пятница отыскал себе удобное логово с единственным входом между двумя касавшимися друг друга валунами и скалистой стеной, закрывавшей пещерку от ветра. Скала поросла пятнами серых лишайников; здесь почти постоянно была тень — от соседней, более высокой вершины, и даже утром солнце не могло нарушить умиротворяющую тьму, царившую в его убежище.
Поскольку в синих небесах орлы так и не появлялись, Пятница позволял себе понежиться на солнце, несколько переменив привычный распорядок охоты, но, как всегда, внимательно осматривал территорию, постепенно раскрывая ее маленькие тайны. Согласно кошачьей логике (то есть когда часы равны минутам или секундам), это было очень полезное и интересное занятие. Однажды за целый день не случилось ровным счетом ничего, и Пятница весь день продремал; не спали только его уши, и — как всегда! — терпение кота было вознаграждено.
Сокол-сапсан, высматривая что-то на земле и то снижаясь и замедляя полет, то вновь взмывая ввысь, тенью мелькнул в небесах, и обычно плаксивый крик его превратился в громкое стаккато, разнесшееся по всему ущелью. Когда сапсан в очередной раз резко взмыл ввысь, стая серокрылых кекликов, вспугнутых им, пролетела невысоко над землей и опустилась на другом конце пропасти. Заметив хищно кружившего над ними и готового спикировать сапсана, кеклики бросились спасаться, а одна птичка побежала вниз по северному склону, вторая же спряталась за ту скалу, где притаился Пятница.
Кот приподнял голову, следя за полетом куропаток, и дернул хвостом, а сапсан, спикировав прямо против солнца, схватил одного кеклика — только перья полетели, — вонзил когти ему в основание черепа и снова стремительно взмыл в вышину.
Кеклик, роняя пух и перья, вздрогнул в последний раз и обмяк в страшных когтях хищника; его голова, оторванная сапсаном от тела, откатилась в сторону, ударившись о камень, за которым притаился Пятница. При этом на землю пролилась одна-единственная капля крови.
Уши кота подергивались; он был чрезвычайно возбужден и заинтересован; приподнявшись, он медленно пополз к пролитой кекликом крови, понюхал ее, потом прыгнул, мягко приземлившись рядом с головой мертвой птицы, и, откусив ненужный клюв, захрустел с довольным урчанием хрупкими косточками. А метрах в пятидесяти от него терзал обезглавленную тушку куропатки сапсан, время от времени посматривая желтым глазом на Пятницу.
Ночью стало еще холоднее, и утреннее солнце с трудом пробилось сквозь белые облака, за пеленой которых оно казалось лишь слабо светившимся пятном. Сильный ветер мешал Пятнице охотиться, но голод и холод не позволяли оставаться на месте, и он все время бродил вокруг, а если и засыпал, то ненадолго и вскоре снова просыпался и караулил у трещин в скалах ящериц и гекконов.