Опасности диких стран
Шрифт:
На следующее утро компания охотников покинула гаард. Павел Петерсен, Олаф и Густав были хорошо вооружены: их сопровождал квен Эгеде со своей собакой и две вьючные лошади со всевозможной провизией на несколько дней.
Между тем, Стуре приходилось бороться в своем одиноком поселении со многими тяжелыми заботами. Денег у него было довольно; но ему не хватало припасов, которые не легко было добыть даже и за деньги.
Сам он не смел покинуть гаард, боясь больших беспорядков. Он сделал все, что можно, чтобы получить необходимое из Тромзое и других местечек, и это стоило ему больших усилий. С каждым днем он убеждался, что среди его прислуги и рабочих распространяется недоверие и неуважение к нему. До сих пор его считали другом и доверенным лицом крупного торговца из Лингенфиорда, первого во всей стране. Теперь же этот купец открыто разорвал с ним всякое сношение, показал к нему вражду и презрение.
Он убедился, что не может продолжать своих работ; что же с цим будет? Как ему перенести одиночество, лишения и неурядицу в делах? Ни один друг не постучится в дверь, ни одно человеческое существо не окажет ему сочувствия, пустынный дом будет единственным его убежищем. Было сомнительно, чтобы остал; ась у него даже и немногочисленная домашняя прислуга, да если бы и осталась, чем бы он кормил и себя и их.
Он думал и о феврале, когда половина жителей Финмаркена уезжает на Лофоден для рыбной ловли; какое утешение мог он себе в этом почерпнуть? Ему казалось невозможным принять участие в ловле; чего только не требовалось для снабжения лодок и яхт различными рыболовными снаряжениями и, главное, провизией для людей. А где он это все возьмет? Если бы он начал; с того, что населил долины и берега колонистами, если бы он позаботился о гаарде, и оставил до времени своё лесное хозяйство, тогда дело было бы иное; Гельгёщтад не решился бы затронуть его в таком благоустроенном имении. Даже если бы он и решился, то можно было легко найти помощь. Многие богатые купцы ссудили бы тогда его деньгами; теперь же его осмеяли во всей стране и расславили датским дураком, который хозяйничает без головы и без смыслу Все это он обдумал, все увидел и все осознал, но было уже поздно!
Надо было много мужества и стойкой энергии, чтобы в таком положении не предаться отчаянию. Единственный друг, от которого Стуре мог ожидать истинного Сочувствия и всевозможной помощи, был Клаус Горнеманн. Но где находился старый служитель Божий?. В какой глуши? Может быть, на самых северных окраинах у Таны. И если бы он и, действительно, приехал в Лйнгенфиорд на свадьбу в дом Гельгештада, разве Стуре мог отрицать, что взял деньги у Афрайи, разве пастор мог примирить с ним всеобщую ненависть, разве он мог доставить ему уважение, почтение, средства противостоять могущественным врагам? Стуре все еще твердо держался решения не поддаваться, не дать себя ограбить и выгнать из страны. Уверенность, что честь его ничем не запятнана и что совесть его чиста, поддерживала его силы. Он всячески изыскивал средства к помощи, но, покинутый всеми, не мог ни одно признать действительным. Деньги Афрайи ничем ему не помогли и все-таки около этого старика вращались все его соображения, все его невеселые мысли возвращались к нему; когда он проводил бессонные ночи, и ветер стучался в окна, он радостно вскакивал, надеясь увидеть колдуна. Но Афрайя не показывался.
С такими тяжелыми мыслями шел он раз вверх по долине Бальс-эльфа, за водопад. Вдруг он услышал позади себя тихий голос, назвавший его по имени. Через обломки скал, поросших деревьями, прыгал к нему Мортуно, как ловкий олень, молодецки надвинув шапку с орлиными перьями на черные волосы.
— Я давно тебя не видал, Мортуно, — сказал Стуре, когда тот приблизился.
— Да будет над тобой мир! — ласково отвечал лапландец. — Ты догадываешься, конечно, зачем я пришел?
— Афрайя послал тебя?
— Да, начальник хочет тебя видеть, — продолжал Мортуно. — Хочешь ты исполнить его желание?
Стуре сейчас же согласился.
— Так я буду ждать тебя здесь, — сказал Мортуно и сел на камень. — Скажи твоей прислуге, что ты дня два не будешь дома; и еще одно. У дверей своих ты найдешь двух человек. с оленями; они хотят кое-что у тебя купить. Дай им, что у тебя найдется, это люди Афрайи.
Возвратясь домой, Стуре действительно нашел двух лапландцев, которые купили у него различные вещи и, между прочим, бочонок пороху.
Через два часа владелец гаарда был готов к путешествию. Он оставил хозяйство на верную служанку и на берегу эльфа нашел Мортуно. Увидев датчанина, лапландец сейчас же вскочил и, не дожидаясь его, стал подниматься по скале.
Он остановился только наверху, у фиельда, и повел Генриха Стуре на восток. Они шли несколько часов подряд. Кильпис приблизился, но все еще до него было порядочно далеко, а между тем, надвигалась ночь. Датский дворянин не привык к таким утомительным, опасным дорогам; он почувствовал усталость, но проводник обещал ему скорую помощь. Через час они спустились в глубокий овраг. Здесь Генрих услышал собачий лай и особенное ворчанье оленей, указывавшее на присутствие стада. Оба спутника остановились у ручья, протекавшего в овраге. Мортуно попросил своего спутника немного подождать и через несколько минут вернулся, ведя на ремне оленя.
— Вот тебе обещанная помощь, — сказал он. — Влезай, это сильный олень, он тебя выдержит.
Дворянин не заставил себя просить. На спине странного верхового коня лежала подушка; на шее висел колокольчик, и его слабый звук раздавался в ночной тишине. Мортуно слегка ударил оленя и прокричал ему пару незнакомых грубых гортанных звуков. Олень сейчас же проложил себе путь сквозь кусты, а молодой лапландец скакал впереди него.
— Далеко еще до того места, где нас ожидает твой дядя? — спросил, немного погодя, Стуре.
— Ты ближе к нему, чем к Бальсфиорду, — коротко отвечал лапландец, не желавший, по-видимому, пускаться в разговоры.
Они продолжали путь во мраке ночи. Над ними расстилалось небо с бесчисленными звездами. Олень зашлепал, наконец, по воде, наполнявшей, как казалось, обширный бассейн. Вдруг вдали заблестел красноватый свет; олень вышел с седоком, из воды на сушу, которая поднималась все выше и круче. Собаки громко залаяли; Стуре больше не спрашивал, он знал, что находится вблизи Афрайи. Через некоторое время навстречу им вышли несколько человек с горящими лучинами и повели их к остроконечной палатке. Мортуно пригласил своего гостя войти. Пол у палатки был густо усыпан березовыми листьями; посреди находился очаг; направо мягкое ложе из мха, покрытое шубами и холстами.
— Побудь здесь, — сказал Мортуно. — Афрайя приглашает тебя отдохнуть.
— А где он? — спросил дворянин.
— Кто может знать это? Когда придет время, он будет у тебя. Если ты устал, то спи без забот; если ты голоден и чувствуешь жажду, ты найдешь здесь на очаге все, что мы можем тебе дать.
Он вышел из палатки, повторив просьбу, чтобы Стуре терпеливо ожидал его дядю.
Ничего другого и не оставалось при таких обстоятельствах. Была глубокая ночь, и длинный путь порядком утомил путешественника. Утолив голод, он бросился на мох, закутал голову в мягкие шкуры и скоро заснул так крепко, что не видел снов.
Глава одиннадцатая
РАЙ ГУЛЫ
Уже светало, когда Стуре проснулся. Он сейчас же вскочил, подстрекаемый любопытством, но, подняв занавес палатки, очень удивился, потому что находился совсем один в дикой пустыне. Позади его лежала громадная скала Кильпис, и глава ее освещалась утренней зарей. То место, где стоял Стуре, представляло уступ у подножия могучей скалы и отделялось от нее глубоким оврагом. С трех сторон этот маленький фиельд ниспадал почти отвесно к довольно большому озеру; с четвертой стороны он присоединился к горному хребту, по которому ночью и взобрался олень со своим седоком, перейдя вброд часть озера. Но где же теперь этот олень? Где Мортуно? И где, в особенности, Афрайя со своей дочерью? Стуре вскочил на один из больших обломков скалы и с удивлением увидел, что обломки эти образуют правильный круг, и все покрыты странными линиями и чертами. Он часто слыхал о таких местах для жертвоприношений у лапландцев, и не сомневался, что и это место посвящено какому-нибудь божеству.