Опасные игры
Шрифт:
Это было очередное послание Ю.А.Р.С., которое только что получил президент Соединенных Штатов, о чем Прочик сообщал в сопроводительной записке.
В послании президенту говорилось:
«У нас все готово. Это будет назиданием трусливым американским империалистам, которые бросают друзей при первых признаках опасности. Ни один американский спортсмен не вернется из Москвы живым. Все будут уничтожены».
На письме стоял штемпель: «Солсбери, Родезия». Соркофскому было известно, что первое такое послание было отправлено из Претории, ЮАР.
Прочитав письмо несколько раз, Соркофский позвонил в гостиницу Бехенбауэру.
На нетерпеливые звонки в номере немецкого офицера ответила женщина.
— Передайте трубку капитану Бехенбауэру, — холодно проговорил Соркофский.
Женщина, растерявшись, секунду помедлила, что-то пробормотала, после чего в трубке раздался голос Бехенбауэра:
— Слушаю, полковник.
— Есть новости. Сможете прибыть в управление к шести утра?
— Конечно, полковник.
Соркофский помедлил. Он чувствовал, что обязан как-то выразить свое осуждение безнравственного поведения немца.
— Это все, полковник? — спросил Бехенбауэр.
Соркофский сердито выпалил:
— Да. До завтра. И, ради Бога, постарайтесь выспаться!
Бросив трубку, он направился в спальню. Его охватило смутное беспокойство. Не следовало так грубо говорить с Бехенбауэром. Что это с ним такое? Ну да, женщина. Ее голос показался Соркофскому знакомым, и она как будто заволновалась, отвечая ему. Неужели она его знает? Должно быть, так. Иначе, как Бехенбауэр мог догадаться, кто ему звонит, если Соркофский не назвал себя?
Неужели это?.. Нет, только не его секретарша.
И Соркофский тут же приказал себе не выдумывать лишних проблем. У него и без того было достаточно вполне реальных забот.
Глава десятая
Подобное Римо видел в карибских странах, не удивился бы, столкнувшись с этим в Южной Америке или в Африке, но увидеть такое, выйдя из самолета российского Аэрофлота в московском аэропорту, он не ожидал.
Попрошайки.
— Жвачка, мистер? — обратился к нему молодой белобрысый парень с совершенно квадратным черепом, будто выращенный в коробке из-под гигиенических салфеток.
Когда Римо отрицательно покачал головой, парень, не удостоив его ответом, тотчас же двинулся дальше вдоль шеренги вышедших из самолета спортсменов, обращаясь на своем ломаном английском: «Жвачка? Конфета?»
Римо с Чиуном проследовали за спортсменами в главное здание вокзала. Еще один парень, с песочного цвета волосами, приблизительно такой же, как Римо, комплекции и с физиономией статиста из вестерна, бочком приблизился к Римо.
— Джинсы есть? — спросил он. — Сто долларов даю за джинсы.
— Я джинсы не ношу, — ответил Римо.
— Ну, а эти штаны, что на тебе? Армейские? Пятьдесят долларов даю, — предложил русский.
— Нет, — ответил Римо. — Я сам в них хожу.
— А кимоно не нужно? — обратился к парню Чиун. — Такое, как у меня. — При этом он почти благоговейно прикоснулся к своему синему парчовому одеянию. — Может, слишком легкое, но на лето как раз подойдет. Пятьдесят долларов. У меня такие еще есть.
— Кимоно у нас не носят, — сказал парень, — Нужны джинсы или армейские брюки. Есть покупатель. Джинсы имеются?
— Поди прочь, варвар, — сказал Чиун и, отвернувшись от парня, обратился к Римо: — разве этим людям нечего надеть?
— Конечно, они хотят носить наши армейские штаны, а их на всех не хватает, — ответил Римо. — Понимаешь, просто им нужна американская одежда.
— Что же это за страна такая? — спросил Чиун.
— "Образ светлого будущего при всеобщем братстве и свободе", — сказал Римо, глядя в брошюру, которую один из русских гидов сунул ему в руки, как и всем остальным спортсменам.
— Глупость какая, — отозвался Чиун. — При Иване Великолепном ничего подобного не было.
— "Добро пожаловать в Россию", — продолжал Римо. — Ты видишь, что это за будущее, и единственное, что здесь правильно функционирует, это мы с тобой.
Проверку спортсменов русские решили произвести в Олимпийской деревне, а не в аэропорту, и спортивную делегацию, словно стадо, погнали через аэровокзал к автобусам. По пути Римо обратил внимание на длинную очередь у дальней стены помещения.
Чиун тоже обратил на нее внимание.
— Что это такое? — спросил он и, отделившись от спортсменов, направился к очереди.
— Это очередь, Чиун, нам надо идти.
— Нет, — отозвался Чиун. — Раз это очередь, значит, там есть что-то хорошее. Я знаю, что такое очередь, Римо. Я видел их раньше. Мы постоим в этой очереди.
— Пойдем, Чиун. Что бы там ни продавали, тебе оно не нужно. Оставь это.
— Чепуха, — ответил Чиун. — Ты до сих пор так ничему и не научился. Говорю тебе, там будет что-то хорошее.
Римо вздохнул.
— Становись в очередь. А я пойду вперед, посмотрю, что там продают.
— Давай, — сказал Чиун. — Ступай и потом скажешь мне. — А когда Римо отошел на несколько шагов, крикнул: — И спроси, сколько стоит!
— Слушаюсь, сэр! — отозвался Римо.
Очередь начиналась у лотка, вроде тех, с которых в Америке продают газеты, а над ним висела сделанная от руки вывеска. Надпись на вывеске Римо прочесть не мог, но зато увидел, что покупали люди. Это были сигареты. Английские сигареты «Плейерс» в картонных коробках. Каждому давали по одной пачке.