Опасные пути
Шрифт:
— Надейся на будущее, Камилл. Прощай!
— Когда я снова увижу тебя, Мария? — воскликнул Камилл, прижимая к губам прекрасную руку маркизы.
— Слушай, — сказала Мария. — Мне кажется, что я слышу чье-то дыхание, чей-то кашель.
— Где?
— Где-то здесь, совсем близко… Скоро, скоро я опять увижу тебя, прощай! Мне надо идти.
Камилл отступил на шаг, и маркиза исчезла в проходе дома Вьевиль. Как безумный, смотрел молодой человек вслед исчезнувшей женщине. Вдруг он почувствовал, как две сильные руки схватили его и крепко стиснули, в то же время его тело обвила какая-то сеть, петли которой он напрасно силился разорвать. Его повалили
Между тем маркиза шла дальше по проходу.
Крик Камилла донесся до ее слуха и эхом отозвался под сводами. В нем было что-то необычайное, наводящее страх, он походил на заглушенный крик о помощи. Маркиза была далеко не труслива. Она быстро вытащила кинжал и поспешила назад. Вернувшись ко входу в проход, она закричала громким голосом:
— Камилл, Камилл, я здесь!
Ответа не последовало; туман становился все гуще, и только вдали, под мельничными колесами, на острове Лувье, шумели волны Сены.
— Не ошиблась ли я? Но ведь это был звук человеческого голоса, — проговорила про себя маркиза. — Камилл, Камилл, я здесь! — прокричала она еще раз.
В эту минуту из-за угла улицы Барр показался человек с факелом в руке; за ним шел мужчина в плаще и маске, который по-видимому ясно расслышал слова Марии; он подошел к ней и сказал с иронической, несколько наглой вежливостью:
— Прелестная ночная мечтательница, не могу ли я заступить место Камилла?
Маркиза вздрогнула, как от удара, с первых же слов узнав голос своего мужа. Одну секунду она колебалась, не снять ли ей маски и не стать ли лицом к лицу с мужем. Но она скоро сообразила, что ее положение не из выгодных и что во всяком случае эта ночная прогулка компрометировала ее. Поэтому она плотнее закуталась в плащ и ответила тихо, изменив свой голос:
— Сударь, я не нуждаюсь в Вашем обществе.
Она повернулась, чтобы идти. Но маркиз, возбужденный и вином, и происшествиями этой ночи, заступил ей дорогу.
— Полно, моя красавица! От меня так скоро не отделаетесь. В эту ночь я обманулся в своих ожиданиях и потому радуюсь от души, что на возвратном пути мне досталась такая добыча. Хотя плащ и закрывает Вас всю, очаровательная ночная бабочка, но мой опытный глаз проникает сквозь плащ и маску. Я вижу фигуру небесной красоты и мог бы нарисовать Ваши черты, прелестную головку, маленький ротик. Несмотря на Ваш капюшон, я могу определить даже цвет Ваших волос.
Маркиза задрожала. Бренвилье с дерзким видом близко подошел к ней и попытался взять ее за руку.
— Не подходите, — закричала маркиза, — или я буду принуждена защищаться и звать на помощь!
Она направила на маркиза клинок своего кинжала, и это маленькое опасное оружие блеснуло при свете фонаря. Бренвилье отступил.
— Черт побери, Вы во всеоружии, — засмеялся он. — Я не могу пустить в ход против Вас свою рапиру, а обнять Вас мне мешает то смертоносное оружие, которым Вы угрожаете мне. Я вижу, что Вы возвращаетесь с какой-то серьезной экскурсии. Или, может быть, Вы были у цирюльника Лавьенна?
— Нет, но моя экскурсия была действительно серьезна. Не становитесь на моем пути. Я не знаю, куда он ведет, но мне кажется, что и для Вас он не менее опасен. Без сомнения, мы оба идем вперед запретным путем, но ведь запретный плод всегда сладок, а препятствия возбуждают желание.
— Гм… это звучит довольно подозрительно. Вы, кажется, знаете обо мне
Слуга опустил факел, и, в то время как маркиз приготовился схватить свою добычу, Матье поспешил к проходу, чтобы не дать маркизе возможности убежать. Но Мария была проворнее их обоих; она быстро нагнулась, проскользнула под руками преследователя, владевшего только одной рукой, пробежала вдоль стены до улицы Мюск и, повернув в Львиную улицу, благополучно добралась до статуи св. Варвары. Она слышала близко за собой шаги своего мужа и, наконец, почувствовала, как его рука дотронулась до капюшона, закрывавшего ее голову; она поняла, что погибла, и быстро ударила маркиза кинжалом в руку.
Бренвилье отскочил и крикнул:
— Я ранен… Эй, Матье, скорее ко мне!
При свете неугасимой лампады он принялся осматривать свою руку, а маркиза в это время одним прыжком очутилась за колонной; оттуда, пробираясь ползком вдоль стены, она добралась до калитки, осторожно вложила ключ в замок, крепко сжимая кинжал другой рукой, открыла дверь и проскользнула в сад. С минуту она стояла, прислушиваясь. Приложив ухо к замочной скважине, она легко могла расслышать разговор своих преследователей.
— Она побежала вперед по улице, — сказал маркиз. — Мне кажется, она завернула за угол.
— Не думаю, ваше сиятельство, — ответил Матье, — она где-нибудь здесь, в переулке, и спряталась под сводчатыми воротами. Прикажете поискать?
— Нет, не надо. Уже наступает утро, да и из моей руки сильно идет кровь. Пойдем скорее домой!
Маркиз начал насвистывать песенку, и Мария слышала, как шаги обоих мало-помалу затихли. Она побежала по аллее к дому, нашла окно открытым и вскочила в него; ставень слухового окна приоткрылся, и оттуда с любопытством выглянула голова Франсуазы в ночном чепце.
Пробежав по коридорам, маркиза поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Нагоревший ночник трещал, часы показывали пятый час. Из покоев Бренвилье доносился шум захлопываемых дверей, — ночной гуляка воротился домой.
Маркиза стояла перед полупотухшим ночником. Ее грудь высоко поднималась, ноздри раздувались, волосы растрепались и падали прядями на шею. В руках она все еще держала кинжал, задумчиво разглядывая клинок. Блестящая сталь потускнела, на ней виднелись темные пятна. Чтобы стереть их, маркиза провела платком по кинжалу. На клинке застыла кровь ее мужа.
XI
Свидание
Утро, наступившее после этой беспокойной ночи, для многих оказалось не особенно приятным. Лавьенн был в сквернейшем расположении духа: утро накануне занесло в его дом, подобно грозной туче, черного доктора; вечер и ночь чуть не погубили его. Напрасно старались найти виновника скандала, при помощи которого сумасшедшая женщина пробралась в зал. Боясь еще более запутаться, Лавьенн не решался начать розыски или прибегнуть к помощи полиции. Когда в знаменательный вечер отряд полиции вошел в его дом, чтобы узнать причину адского шума, Лавьенн шепнул только несколько слов на ухо начальнику отряда, и полицейские, низко кланяясь и прикусив язык, оставили его дом, причем еще довольно грубо заговорили с собравшейся толпой о бесцельном шуме, бунте и самоуправстве, выставив Лавьенна чуть ли не мучеником, и немедленно очистили улицу, причем догадались не преследовать безумной. В этом отношении Лавьенн мог быть спокойным; его тревожило только недовольство его клиентов.