Опасные пути
Шрифт:
— Первый раз слышу! — возразил Дамарр. — Никогда моя жена не обнаруживала к ним ни малейшего пристрастия. Вот цветы — это по ее части.
— Я хотела полюбоваться бюстами, — сказала Сюзанна, — и господин де Сэн-Лорен выразил любезную готовность быть моим чичероне.
В эту минуту к ней подошел Сэн-Круа и почтительно произнес:
— Простите, герцогиня, я сейчас нашел вот этот медальон там на полу, в олеандровой беседке. Он лежал раскрытым и, так как я увидал в нем миниатюрный портрет молодого герцога Ренэ Дамарр, то заключил
Сюзанна торопливо схватила медальон, вероятно, оторвавшийся у нее от браслета, на котором он висел, при порывистом движении руки, когда она была испугана внезапным появлением Лашоссе.
— Благодарю Вас, — промолвила она, украдкой пожимая руку Сэн-Круа, и устремила взгляд, полный материнской нежности, на своего одинокого сына. Однако она тотчас же отвернулась от него, так как к ней уже подходил Дамарр.
— Сюзанна, — сказал он, — Лашоссе подал экипаж.
Остальные гости также стали прощаться с радушным хозяином.
Между прочим подошел к нему и Сэн-Лорен.
— Довольны ли Вы моим угощением? — спросил Пенотье.
— Во всех отношениях… Ваш дом восхитителен. Скажите, однако, любезный коллега, — продолжал гость, — подземелье под ним, должно быть, имеет большое протяжение? Я слышал, что у Вас существуют значительные склады вин.
— Конечно. Подвалы этого старинного здания, построенного некогда графами Невэр, простираются до улицы Фран-Буржуа.
— Значит, они соединяются, как говорил мне Ваш дворецкий, с каменоломнями?
— Совершенно верно. Из моих погребов можно отправиться на подземную прогулку. Если Вам придет охота, устроим это развлечение. Неприятно одно, что каменоломни кишат опасным сбродом; но не могу же я замуровать все лазейки!
“Лашоссе проник сюда через каменоломни, — подумал про себя Сэн-Лорен. — Может быть, найдется средство похоронить его навсегда во мраке этих подземелий”.
Затем он учтиво, но холодно поклонился Сэн-Круа, пожал Пенотье руку и удалился.
VII
Арест на Новом мосту
Месяцев семь спустя после рассказанных сейчас событий, летом 1665 года, стоял прекрасный солнечный день. Перекресток Шателэ кишел праздношатающимися, нищими и скоморохами. Уже в то время часть Шателэ, совершенно исчезнувшая с тех пор, лежала в развалинах, служа проходом для тех, кто желал пробраться от Банковского моста в улицу Сэн-Дени. В виду постоянной людской сутолоки, тут располагались многочисленные торговцы со своими лавочками и ларьками с прохладительными напитками.
В упомянутый нами день из густой толпы народа вынырнул довольно прилично одетый мужчина, подошел к ларьку Бертоллэ, торговца ликерами, и, швырнув монету на прилавок, воскликнул:
— Рюмку доминиканского!
Так назывался напиток, изготовлявшийся на маленькой фабрике, которая принадлежала доминиканским монахам.
— Ах, наконец-то Вы показались опять, господин Морель! — воскликнул Бертолэ, выходя из глубины своей лавочки. — Однако Вам с Вашим старым набивальщиком чучел удалось отвертеться еще довольно благополучно, когда у Вас арестовали итальянца.
— Э, что за важность! — проворчал Морель, — вместе схвачены, вместе повешены! Только в тот вечер меня вовсе не было в доме аптекаря; значит, ко мне и не могли придраться.
— А дела старика, по-видимому, опять поправились?
— Гм… об этом трудно судить! Он стал необщителен. С той поры, как молодой герцог Дамарр вскружил голову его дочери, да и был таков, старик мало говорит.
— Значит, о молодом герцоге — ни слуха, ни духа? Так и неизвестно, куда он девался?
— Полагают, что он воротится в непродолжительном времени. Юноша написал родителям прощальное письмо и высказал в нем, что может составить себе положение в свете как ученый юрист, не нуждаясь в поддержке светлейшего родителя. Маменька плакала и кричала, однако старик, строгий герцог, остался непоколебим и захлопнул двери дома Дамарр перед носом возлюбленного прекрасной Аманды.
— Да, творятся безумные вещи! Мой приятель Лашоссе тоже исчез.
— Ха-ха-ха, — засмеялся Морель, — добрый малый! Тотчас после отъезда молодого Ренэ Лашоссе уложил свои вещи. Он не пожелал оставаться в герцогском доме без молодого господина.
— Враки! — возразил Бертоллэ. — Мне известно, что о моем приятеле Лашоссе давным-давно ходили всякие удивительные слухи. Ах, вот идут новые гости!
Люди, которых торговец назвал своими гостями, были четверо сержантов парижского полицейского суда.
— Бертоллэ, живо четыре рюмки ликера! — скомандовал один из них.
Морель снял с прилавка поставленные им тут жестяные баклаги, связал их бечевкой и собирался уже удалиться, как вдруг до его слуха донеслось явственно произнесенное шепотом имя Сэн-Круа. Морель насторожился. Это имя шепнул один сыщик другому, и на Мореля снова напал страх при мысли о поручике. Ему показалось, что его опять преследует полиция, хотя он тщательно скрывался в доме Гюэ и наблюдал за поручиком лишь издали.
Морель решил подсматривать. На площади теснилось множество народа, и в этой сутолоке он увидал торговца лимонадом, двухколесная тележка которого была снабжена подобием щита с висевшими на нем кружками и бокалами.
— Здравствуй, Сивадье, — сказал ему Морель.
— Здравствуй, Морель, — отозвался торговец, который, судя по всему, занимался еще и другим ремеслом наряду с продажей прохладительных напитков.
— Есть ли у тебя свободное время, Сивадье?
— Да, если можно при этом не отлучаться отсюда.
— Ты должен в угоду мне только стоять со своей тележкой у самой лавочки Бертоллэ. Далее ты должен мне позволить притаиться за твоим щитом, пока это будет нужно.
Сивадье подмигнул.