Опасные пути
Шрифт:
— Прощай! — глухим, сдавленным голосом отозвалась маркиза.
Наемная карета стояла наготове. Годэн занял в ней место, ефрейтор, соскочивший с коня, сел с ним рядом, а сержанты последовали за экипажем в некотором отдалении.
— В Бастилию! — скомандовал ефрейтор.
Мария де Бренвилье стояла во весь рост в своей коляске. Когда карета с арестованным и всадники скрылись из глаз, молодая женщина снова опустилась на свое место и пробормотала что-то сквозь зубы. Это звучало наполовину проклятием, наполовину клятвой. После того она крикнула своему слуге:
— В дом д‘Обрэ!
Экипаж покатился назад по Новому мосту.
“Однако мне везет
VIII
В комнате Бастильской башни
Когда карета, привезшая Сэн-Круа с ефрейтором в Бастилию, остановилась под аркой больших ворот, на призывный звон колокола вышел губернатор де Безмо. Он весьма приветливо поздоровался с поручиком и попросил его пожаловать в контору перед залом суда и тут, при соблюдении обычных формальностей, имя нового узника было занесено в списки Бастилии.
— Господин поручик, — любезно сказал Безмо, — не представляйте себе, прошу Вас, в слишком мрачном свете Вашего заточения в этих стенах! С Вами будут обращаться хорошо, как с узником его величества. А, чтобы Вы не сделались жертвой печальных дум, я решил отвести Вам комнату, где Вы найдете себе компанию. Вы познакомитесь с интересным человеком.
— Мне все равно, куда бы Вы меня ни поместили, — возразил глухим голосом арестованный. — Тюрьма всегда останется тюрьмой.
— Черт возьми, любезный друг, — расхохотался Безмо, — сейчас видно, что Вы не имеете понятия об укрепленных замках с их темницами! Тут адская разница. Когда Вы обживетесь здесь немного, то я в удобную минуту покажу Вам различие тюремных помещений.
Простившись с губернатором, Сэн-Круа последовал за тюремщиками. Перейдя через двор, они достигли башни Либертэ. Поднявшись по множеству ступеней, тюремщики остановились перед комнатой номер второй. Карамб отпер страшные дверные замки и впустил арестанта в комнату, слабо освещенную лучами заходящего солнца.
— Ваш товарищ скоро придет, — сказал Карамб. — Ему разрешено прогуливаться на площадке, но срок прогулки подходит к концу.
Тюремщики удалились. Сэн-Круа остался один. Чем слабее отдавались удалявшиеся шаги сторожей, тем спокойнее становился узник. Обитатель комнаты, куда он попал, очевидно, был ученым, судя по тому, что на его столе лежало много книг большого и малого формата. Сэн-Круа увидал в них немало пометок, а также листы исписанной и чистой бумаги, чернильницу и перья.
Пододвинув к себе кресло, он бросился в изнеможении на его истертые подушки. Его мысли неопределенно блуждали; он облокотился на колено, подпер голову рукой и впал в дремоту. Вдруг он почувствовал прикосновение к своему плечу, обернулся и вздрогнул, потому что яркий свет ослепил ему глаза. Прямо перед ним стояла сухопарая, темная фигура; ее левая рука опиралась на плечо Годэна, а правая держала свечу, ярко освещавшую зловещего гостя. Поручик смотрел во все глаза на черного человека. Он узнал это демоническое лицо, крючковатые пальцы и уже хотел заговорить с вошедшим, как тот предупредил его, произнеся:
— Долгонько не видались мы с Вами! Приветствую Вас, господин де Сэн-Круа, как товарища по заточению в стенах Бастилии!
— Доктор Экзили! — воскликнул Годэн, выпрямляясь в кресле.
— Да, это — я. Римский доктор в башне Либертэ, — подтвердил итальянец хриплым голосом.
При всем своем мужестве поручик почувствовал содрогание.
— Я знал, что Вы дойдете до этого, любезный доктор, — сказал он.
— Я мог бы сказать в свою очередь: и Ваша судьба была мне известна заранее, — возразил Экзили, — но Вы, пожалуй, сочли бы это хвастовством с моей стороны, на что я, право, не способен. Однако, раз наши пути сошлись, будемте друзьями.
— Быть другом? С Вами? С…
— Отравителем, хотите Вы сказать? Отчего же и нет? Как знать? Пожалуй Вам еще понадобятся яды…
— Я сражаюсь иным оружием.
— Ба! Я знаю, что Вас заперли, как школьника, как запирают негодного, непослушного мальчишку, для которого уже недостаточно розги наставника.
— Доктор! — крикнул Сэн-Круа, отступая на шаг и хватаясь рукой за то место, где всего несколько часов назад у него висела сабля.
— Полноте, — сказал Экзили. — Потолкуем откровенно! Все так, как я говорю. Приказ о Вашем аресте был заготовлен давно; не сомневайтесь ни минуты в том, кто именно Ваши враги; это — гражданский судья Дрэ д‘Обрэ и его сыновья, отец и братья Вашей возлюбленной, госпожи де Бренвилье.
— Ах, я так и думал! — скрежеща зубами, воскликнул Сэн-Круа. — Но откуда Вам известно?
— Поверьте, и в Бастилии можно получать сведения обо всем… Вы увидите еще новые примеры тому. Маркиз де Бренвилье возвратился из Германии, будет сделана попытка к примирению супругов и, пока Вы будете сидеть под замками и засовами, Ваш боевой товарищ снова вступит в покои своей супруги.
Годэн затрепетал от ярости.
— Вы взбешены, Вы были готовы уничтожить весь мир сегодня, при Вашем аресте, — продолжал Экзили. — Это сейчас видно. У Вас только одна мысль, одно пламенное, мучительное желание, одна задача, которую Вы поставили себе; это — месть.
— Да, да!.. Именно этого жажду я: мщения, мщения! — крикнул не своим голосом поручик.
— Вот видите, я так и знал. Это вполне естественно. Вырванный из объятий любящей женщины, брошенный в тюрьму, оставленный в жертву торжествующим врагам, на посмеяние всех праздных людей и сплетников Парижа, лишенный возможности защитить любимую женщину…
— Молчите… молчите! О, только один час свободы — и я отомщу за себя!
— Гм… — промолвил Экзили со странной улыбкой, — каким же это способом? Теперь Вам известно, что господин д‘Обрэ добился от короля приказа о Вашем аресте. Что же, неужели Вы кинулись бы к нему в дом, обнажили бы шпагу и напали бы на его сыновей? К чему привело бы это? Вы знаете, как закон карает поединок, когда его величеству не угодно закрыть глаза на такой способ сведения счетов между противниками? Нет, Сэн-Круа, Вы бессильны против своих врагов, д‘Обрэ и их друзей.
Сэн-Круа повесил голову и ломал руки.
— Я понимаю подобные положения, я сам изведал подобные чувства, — скрежеща зубами, продолжал Экзили. — Я также являюсь жертвой низких происков. Меня заживо похоронил во мраке этой тюрьмы человек, тайна которого известна мне. Злодеи нарочно испортили лекарства, изготовляемые мной для вдовствующей королевы, примешав к ним одну жидкость, которая сообщила моим целебным средствам вредные свойства. Королева и я были принесены в жертву. Мне хотелось бы… и я должен отомстить за себя! Но я парализован, потому что едва ли буду отпущен когда-нибудь на свободу. Ведь мошенники знают, какие страшные средства находятся в моем распоряжении, чтобы наказать их. Да, да, их действию не может помешать никакой высочайший приказ, и они убивают вернее и быстрее, чем шпага, кинжал или огнестрельное оружие.