Опасные соседи
Шрифт:
– Отец, – говорит Марко, отсекая ее. – Позвони ему.
– Только не это!
– Мы можем встретиться где-нибудь в кафе. Тогда он будет вести себя смирно.
– Марко. Мы даже не знаем, где твой отец.
Возникает странное молчание. Она чувствует, как ее сын нервно ерзает, снова зарываясь лицом в шерсть собаки.
– Я знаю, где он.
Она снова резко поворачивается и в упор смотрит на него. Марко зажмуривается, затем снова открывает глаза.
– Он забирал меня из школы.
– Когда?
Марко
– Пару раз. В конце учебного года.
– И ты не сказал мне?
– Он велел мне не говорить тебе.
– Черт побери, Марко! – Она лупит кулаками по земле. – Что произошло? Куда он тебя отвозил?
– Никуда. Просто гулял со мной.
– А еще?
– Что еще?
– Что он сказал? Чем он сейчас занимается?
– Ничего такого. Просто он в отпуске. Со своей женой.
– И где он сейчас?
– Все еще здесь. Он здесь на все лето. В доме.
– В доме?
– Да.
– Боже, Марко! Почему ты не сказал мне раньше?
– Потому что я знал, что ты распсихуешься.
– Я не распсихуюсь. Посмотри на меня. Я совершенно спокойна. Я всего лишь сижу здесь на жесткой, мокрой земле под эстакадой, и нам негде спать, а в это время твой отец всего в миле отсюда и купается в роскоши. С какой стати мне психовать?
– Извини, – сердито произносит он. – Ты сама говорила, что больше не желаешь его видеть.
– Это было, когда я не спала под эстакадой.
– Значит, ты хочешь увидеть его снова?
– Я не хочу его видеть. Но я должна что-то придумать. И он единственный вариант. По крайней мере, он может дать денег, чтобы я могла вернуть свою скрипку.
– О да, потому что тогда мы разбогатеем, верно?
Люси невольно сжимает кулаки. Ее сын имеет привычку облекать неприятные вещи в слова, а затем хлестать ее ими по лицу.
– Сейчас середина июля. Все школы в Англии и Германии закрываются на каникулы. Здесь будет вдвое больше туристов. Мы быстро заработаем денег, чтобы добраться до Англии.
– Почему ты не хочешь попросить отца оплатить нам дорогу? Тогда мы просто взяли бы и поехали. Я очень хочу в Лондон. Я хочу уехать отсюда. Просто попроси его дать нам денег. Почему ты не можешь это сделать?
– Потому что я не хочу, чтобы он знал, что мы уезжаем. Никто не должен об этом знать. Даже бабушка. Ты понял?
– Понял, – кивает Марко.
Он угрюмо насупился и опустил голову, и она видит спутанные волосы на его затылке. Они спутались за неделю, когда они остались без крова. Ее сердце пронзает жалость к сыну. Она легонько сжимает пальцами его худую шею.
– Потерпи, мой прекрасный мальчик, – говорит она, – мне очень жаль. Завтра мы увидим твоего отца, и тогда все образуется, клянусь.
– Да, – огрызается он, – но наша жизнь больше не будет нормальной. Ведь так?
Так, думает она про себя. Скорее всего, не будет.
6
Первой появилась Берди. Берди Данлоп-Эверс.
Моя мать где-то когда-то познакомилась с ней. На какой-то тусовке. Берди играла на скрипке в поп-группе под названием Original Version и ее имя, как мне кажется, было на слуху у любителей музыки. Один сингл едва не занял первую строчку, и группа дважды попала в хит-парад Top of the Pops.
Не скажу, что меня интересовали такие вещи. Я никогда не был любителем поп-музыки, а обожествление знаменитостей меня раздражает.
Она сидела на нашей кухне и пила чай из одной из наших коричневых кружек. Я даже вздрогнул, когда увидел ее там. Женщина с длинными редкими волосами до пояса, в мужских брюках с ремнем, полосатой рубашке и подтяжках, в длинном сером пальто и зеленых перчатках с обрезанными пальцами. На фоне нашего дома она смотрелась инородным телом, подумал я. Люди, которые приходили в наш дом, обычно носили сшитые на заказ костюмы и атласные платья, они источали ароматы дорогих духов и лосьона после бритья от Кристиана Диора.
Когда я вошел, Берди взглянула на меня, и я увидел маленькие голубые глазки с тонкими карандашными линиями бровей над ними, твердую линию рта, плохо сочетавшуюся с мелкими зубами, довольно слабый подбородок, который, как будто прогнулся под унылостью ее лица. Я подумал, что гостья могла бы улыбнуться, но она этого не сделала.
– Генри, – сказала моя мама, – это Берди! Та самая, о которой я тебе рассказывала, из поп-группы.
– Привет, – поприветствовал я.
– Привет, – ответила Берди. Я не смог сразу разобраться в ней.
Интонация у нее была, как у моей школьной директрисы, но выглядела она как обычная бродяжка.
– Группа Берди хочет снять в нашем доме поп-видео! – сообщила моя мама.
Признаюсь честно, в этот момент мне пришлось слегка симулировать безразличие. Я сделал каменное лицо и, ничего не сказав, молча подошел к столу и потянулся к тарелке с булочками и печеньем – моему ежедневному перекусу после школы. Я взял два печенья и налил себе стакан молока. И лишь после этого поинтересовался:
– Когда?
– На следующей неделе, – сказала Берди. – Мы уже выбрали место, но их вроде как залили соседи сверху или что-то в этом роде. В общем, подлянка. Пришлось все отменить.
– И поэтому я сказала: «Приходите, посмотрите на наш дом и скажете, что вы думаете», – продолжила моя мама.
– И вот я здесь.
– И вот она здесь.
Я небрежно кивнул. Я хотел спросить, когда они придут, и могу ли я не ходить в школу в этот день, чтобы чем-то помочь, но тогда я не сделал этого, да и впоследствии никогда не проявлял энтузиазма к чему бы то ни было. Поэтому я, как обычно, методично окунул печенье в молоко и молча его съел.