Опасный обольститель
Шрифт:
— Как вы смеете сравнивать меня с толстощеким херувимом? Неужели в ваших глазах я выгляжу таким?
Увидев, какое впечатление произвели ее слова, Женевьева едва смогла сдержать смех.
— Ну что касается внешнего вида, совершенно не похожи…
— Значит, вы думаете, я внутренне похож на слащавого пухлого херувима? Смею заверить, вы ошибаетесь, мадам. — Но тут Бенедикт увидел, что Женевьева едва сдерживает смех. — Так это была шутка, Женевьева?
— Если бы вы видели сейчас свое лицо! Вы так помрачнели! — со смехом проговорила она.
— Вы
— Конечно. — Ее позабавила реакция Бенедикта. Судя по всему, никогда еще над ним никто не смеялся.
Женевьева была рада, что шутливый разговор отвлек его от мыслей о Чарли Бруксе. К тому же ей было приятно осознавать, что в этот вечер не она одна одурачена. Люцифер принял ее слова за чистую монету, как она — ухаживания графа Сэндхерста.
Теперь уже случай с Сэндхерстом не казался ей трагедией. Если брак с Джошуа принес душевную боль и страдания, то случай с графом научил быть осторожнее в выборе мужчин. Хороший урок для нее. Женевьева уже простила Чарли Брукса за нечестную игру. Вероятно, она скоро забудет этот эпизод. Да, в самом деле, ничего ведь страшного не произошло.
— Наверное, это наша последняя возможность потанцевать. — Бенедикт Лукас взял ее за руку и повел в центр зала, где кружились пары.
Он танцевал просто божественно. Несмотря на разницу в росте (он был очень высок), легко и непринужденно двигался с ней по залу под завораживающую мелодию вальса. Он положил руку Женевьеве на талию и нежно направлял ее, когда она сбивалась с такта. Женевьева положила руку ему на плечо. В этот вечер на нем был дорогой элегантный фрак. Запах, исходивший от него, тоже был божественным. От него пахло сандалом и какими-то экзотическими фруктами. Женевьева подумала, что Чарли Брукс красив, но от него не исходит столь чудесного аромата одеколона «Кёльнская вода».
Спустя несколько минут Женевьева заметила, что на них смотрят. Некоторые дамы обмахивались веерами и о чем-то перешептывались. То, что на них обратили внимание, неудивительно. Женевьева и Бенедикт были очень красивой парой. Бенедикт к тому же обладал необычной внешностью. Кроме того, от внимания окружающих не ускользнуло то, что Женевьева увлечена Бенедиктом. Его удивительной внешностью, обаянием и ароматом, сводящим с ума.
Женевьева с удивлением посмотрела на Бенедикта. Он не отрываясь за кем-то следил, глядя через ее плечо. Лицо его выражало угрозу и презрение.
— Кажется, мы привлекли внимание окружающих, — нежно проговорила она.
Он сердито прищурился:
— Да, я это тоже заметил.
Она прикрыла глаза. Бенедикт заметил, какие у нее длинные и густые ресницы. Ее щеки разрумянились от танца.
— И вы знаете почему? — игриво спросила она.
— Да, — холодно бросил он.
Внезапно ужасная догадка поразила Женевьеву.
— Вы думаете, они обсуждают мой флирт с графом Сэндхерстом? — с тревогой в голосе спросила она.
Ей очень нравилось общество Бенедикта. И больше всего на свете она не хотела, чтобы насмешки и перешептывания гостей отравили эти волшебные минуты.
— Нет, — отрывисто проговорил Бенедикт.
Женевьеве надоели его односложные ответы.
— Почему тогда они обратили на нас внимание? — резко спросила она.
Бенедикт поморщился. Ему также надоели расспросы.
— Думаю, потому, что за последние десять лет я ни разу не танцевал с дамой. Честно говоря, я вообще не люблю балы. Они такие скучные.
— Скучные? Неужели вы действительно так считаете? — с любопытством спросила Женевьева.
Он непонимающе взглянул на нее:
— Да, я действительно так считаю.
Его раздражаю не только внимание окружающих, но и то, что Женевьева наслаждалась всеми этими смешками и перешептываниями.
— Неужели вам действительно нравится, что все гости говорят только о том, что я пригласил на танец герцогиню Вуллертон? — спросил он.
— Да, — без тени смущения ответила она.
Бенедикта удивила ее искренность, и он, нахмурившись, посмотрел на нее:
— Но почему?
— Потому что… По-моему, забавно, что нас обсуждают все гости.
— Женевьева! — укоризненно взглянув на нее, воскликнул он.
— Что, Люцифер? — кокетливо спросила Женевьева. Ее ярко-голубые глаза весело поблескивали из-под полуопущенных ресниц. На щеках появились очаровательные ямочки.
Некоторое время Бенедикт молча смотрел на нее, стараясь побороть раздражение.
— Ну и черт с ними, — наконец отрезал он, взял Женевьеву за локоть и с мрачным и непроницаемым лицом вывел из круга танцующих.
— Люцифер, — повторила она, с любопытством глядя на Бенедикта.
— Черт возьми, меня зовут Бенедикт, а не Люцифер! — вне себя от гнева воскликнул он. На шее у него забилась жилка.
— Но ведь вас все называют Люцифером, — неуверенно проговорила она, — я думала, вы к этому привыкли.
— В лицо меня так называют крайне редко, — мрачно ответил Бенедикт.
— О… — Женевьева покраснела от стыда. — Я не знала, что…
— Теперь знаете.
Для него не было секретом, что его называют Люцифером, но никто никогда не осмеливался обращаться к нему так напрямую. Этим прозвищем его называли только за глаза.
— Куда мы идем? — спросила Женевьева, когда они вышли в холл и он подал ей пальто.
— Куда-нибудь подальше отсюда, — сказал Бенедикт, надевая пальто и шляпу.
Когда они танцевали, он увидел, что Эрик Каргил разговаривает с графом де Севанном. Крестный кивнул Бенедикту в знак того, что ему удалось получить необходимую информацию и больше нет причин присутствовать на этом скучном и утомительном балу. Тогда Бенедикт решил увести с собой Женевьеву, не желая оставлять ее здесь одну. Несмотря на то, что ей было уже двадцать пять лет, а за плечами — шестилетнее замужество, эта женщина оставалась наивной и неопытной не по годам во всем, что касалось мужчин. Она могла довериться кому угодно, даже самому отъявленному негодяю, попасть в неприятную историю. Вот и сейчас она спокойно идет с ним, не зная о его истинных намерениях.