Опасный пациент

Крайтон Майкл

Вот тогда-то Макферсон и взял его в Центр нейропсихиатрических исследований для разработки электронных компонентов, совместимых с человеческим мозгом. Макферсон как глава ЦНПИ провел собеседования с десятками кандидатов, которые считали эту работу «научным вызовом» и «интересной возможностью для прикладного использования теоретических разработок», но только Герхард сказал, что ему все это кажется ужасно занятной игрой – и его немедленно взяли в штат.

У Ричардса был приблизительно аналогичный жизненный опыт.

Он

закончил среднюю школу и полгода проучился в колледже, а потом загремел в армию. Уже попав было в полк для отправки во Вьетнам, он предложил некоторые улучшения в армейских системах электронной разведки. Его предложения оказались удачными, и Ричардс отправился не на поля сражений, а в военные лаборатории в Санта-Монике. После демобилизации он тоже пришел в ЦНПИ.

Близнецы– вундеркинды! Росс улыбнулась.

– Привет, Джан! – сказал Герхард.

– Как дела, Джан? – сказал Ричардс.

Они обменялись рукопожатием. Эти двое были единственными в Центре, кто осмеливался обращаться к Макферсону просто «Род». И Макферсон смирился с этим.

– Все отлично, – ответила она. – Мы представляли нашего пациента третьей стадии на конференции. Я хочу на него взглянуть.

– А мы как раз заканчиваем проверку его компьютера, – сказал Герхард. – Все в норме, – он указал на стол с микроскопом, окруженным множеством электронных датчиков и дисплеев.

– А где компьютер?

– Под стеклом.

Она присмотрелась повнимательнее. Пластиковый пакетик размером с почтовую марку лежал под окуляром микроскопа. Сквозь прозрачную оболочку она увидела плотную паутину миниатюрных электронных компонентов и проводков. Из пакетика торчали сорок контактов. С помощью микроскопа ребята исследовали все электроды – один за другим.

– Осталось проверить логическую цепь, – сказал Ричардс. – У нас на всякий случай есть страховочный блок поддержки.

Джанет подошла к полкам с картотекой и стала просматривать карточки тестов. Просмотрев несколько карточек, она спросила:

– А нет ли у вас психодексных карточек?

– Есть. Вон там, – сказал Герхард. – Тебе нужны пятипространственные или "н" – пространственные?

– "Н" – пространственные.

Герхард выдвинул ящик и вытащил лист картона.

Еще он вынул плоскую планшетку. К планшетке на цепочке был привязан заостренный металлический штырек, похожий на карандаш.

– Но это же не для вашего пациента третьей стадии? – спросил он.

– Для него, – ответила Росс.

– Вы уж и так использовали на него много психодексов…

– Нужна еще одна – для истории болезни.

Герхард отдал ей карточку и планшетку.

– Ваш пациент понимает, что с ним делают?

– Он понимает почти все.

Герхард покачал головой.

– Он, наверно, совсем спятил.

– Да, – сказала Росс. – В том-то все и дело.

На седьмом этаже она зашла в кабинет дежурных медсестер и попросила историю болезни Бенсона. В кабинете сидела новенькая.

– Извините, но родственникам не разрешается знакомиться с медицинскими записями.

– Я доктор Росс.

Сестра смутилась.

– Извините, доктор. Я не обратила внимания на ваш значок. Ваш пациент находится в палате семьсот четыре.

– Какой пациент?

– Малыш Джерри Питерс.

Доктор Росс подняла брови.

– Разве вы не педиатр? – спросила сестра.

– Нет, я психиатр Центра нейропсихиатрических исследований. – Она услышала гневные нотки в собственном голосе и расстроилась. Впрочем, разве она не привыкла с юности то и дело слышать: «Но вы же не хотите стать врачом, вы, очевидно, хотите стать медсестрой?» или «Ну, для женщины самое милое дело – педиатрия, то есть это самое естественное…»

– А, значит, вам нужен мистер Бенсон из семьсот десятой. Его только что…

– Спасибо! – Росс взяла историю болезни и пошла к палате Бенсона.

Она постучала – и услышала выстрелы. Потом открыла дверь. Свет был потушен – горел только ночник у кровати, но комната купалась в голубом сиянии, струящемся от телеэкрана. Человек на экране говорил:

– …умер, не успев упасть на землю. Две пули попали в сердце.

– Вы здесь? – спросила она и шире открыла дверь.

Бенсон поглядел на вошедшую. Он улыбнулся и нажал кнопку на панели около кровати – телевизор погас. Его голова была обернута полотенцем.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она и села на стул около его кровати.

– Голым, – ответил он и указал на полотенце. – Вот смех! Только когда тебя обреют наголо, осознаешь, сколько у тебя волос на голове. – Он дотронулся до полотенца. – Женщине, наверное, еще хуже.

Он поглядел на нее и сконфузился.

– Это совсем не смешно, – ответила она.

– Пожалуй, – он откинулся на подушку. – После этой процедуры я посмотрел в мусорную корзину – и просто оторопел. Как же много волос! Голове сразу стало холодно. Вот что самое занятное – то, что голове холодно. Потому мне и повязали полотенце. Я им сказал, что хочу взглянуть на голову – хочу, мол, посмотреть, как она выглядит лысой – а они говорят: лучше не надо. Ну, я подождал, пока они уйдут, потом пошел в ванную. А когда вошел туда…

– Да?

– …Я не стал снимать полотенца. – Он рассмеялся. – Не смог. Что бы это значило?

– Не знаю. А вы как думаете?

Он снова рассмеялся.

– Слушайте, почему психиатры никогда не отвечают на прямо поставленный вопрос? – Он закурил и бросил на нее надменный взгляд. – Мне сказали, чтобы я не курил. А я все равно буду.

– Какая разница? – Она внимательно смотрела на него. Похоже, он находился в хорошем расположении духа, и ей не хотелось портить ему настроение. Но, с другой стороны, негоже вступать с ним в панибратские беседы накануне операции на мозге.