Опции
Шрифт:
Нас накормили гадким обедом. И до обеда, и во время него, и после я молчал, обдумывая предложение Луговца. После обеда сокамерник завалился на нары, пользуясь своими правами больного человека. Немного подумав, прилёг и я, чтобы немного подремать, а перед этим подумать над необычным предложением Евгения Павловича. Но ничего обдумать я не успел. Загремели ключи в дверях. Я решил, что сейчас получу взбучку от "вертухаев" за то, что среди белого дня валяюсь.
— По твою душу, — быстро прошептал мне моментально проснувшийся Луговец. — Держи! Прячь
Я машинально взял в руку твёрдую картонку и быстро сунул её в боковой карман пиджака.
— Дёмин, с вещами на выход! — крикнул сержант.
— Я ж говорил, что тебя освободят! — обрадовался за меня Луговец.
— А вы как же?
— Не беспокойся. Я тоже скоро выйду. Нет у них ничего против меня.
Мы сердечно попрощались. Вещей у меня не было, вернее, то, что было, отобрали. Поэтому я вышел из камеры налегке, но с тяжёлым сердцем. Луговец — оптимист. Я не был уверен, что меня так просто отпустят.
Ещё раз пройдя все "стоять"-"лицом к стене"-"руки за спину", я оказался в знакомом кабинете у Полевого. Тот, как обычно, сидел, уткнувшись в бумаги. Наверное, это у него был один из методов работы с преступниками — делать вид, что чем-то сильно занят, а в это время украдкой следить за состоянием подопечного.
— Здравствуй, Дёмин, — поприветствовал он холодно. — Выспался?
— Отлично выспался, господин майор! — бодро ответил я, ломая голову над тем, куда меня судьба бросит дальше.
— Луговец не надоел в камере?
— Нет, господин майор, не успел надоесть! Да мы почти и не разговаривали.
— Конечно, конечно… — рассеянно проговорил майор. — Да ты присаживайся, в ногах правды нет.
— Ничего, я постою, — скромно ответил я.
Майор опять надолго погрузился в бумаги, и я пожалел, что отказался от предложенного стула.
— В общем, Дёмин, мы тебя отпускаем… — неохотно выдавил он из себя, не отрываясь от бумаг.
Я чуть не подпрыгнул от радости. Сердце радостно заколотилось, я даже испугался, что этот стук услышит Полевой и передумает меня отпускать.
— Сигнальчик мы проверили, ничего особенного. Дело ещё и в том, что за тебя похлопотали…
Этим он меня озадачил. Кто мог за меня поручиться? Неужели Алексеев приехал на выручку? Но он вроде птица не такого полёта, чтобы улаживать дела с силовиками.
— И это удивительно, что за тебя поручаются высокие люди. Я бы лично тебя ещё денёк-другой подержал в камере. Для профилактики. Будь на то моя воля.
"Будь твоя воля, ты бы вообще половину населения пересажал для профилактики", — подумал я, а вслух промолчал.
Полевой закурил и предложил мне сигарету. Большого удовольствия курить с майором у меня не было. Будь на то моя воля, я бы уже сломя голову летел из этого мерзкого заведения.
— Ты вроде парень неплохой, Дёмин, — обрадовал меня майор. — Поэтому я тебе один совет дать хочу. То, что тебе наплёл в камере Луговец, не бери в голову.
Он громко захлопнул папку с бумагами.
— Я специально тебя с ним посадил. Проверить тебя хотел. И мне понравилось, как ты с ним себя вёл.
Если верить фильмам, настал момент, когда мне должны предложить сотрудничество. Я должен буду следить за коллегами, подслушивать
— Тебе это не надо, — сказал майор, даже не подумав предложить стать агентом. — Ты парень молодой, у тебя всё впереди. Не связывайся с творами. Покатишься — назад дороги нет. Эти сволочи тебя подставят, чтобы самим выкрутиться. У интеллигентов всегда так. Шкурное, трусливое племя!
— У меня даже и мысли об этом не было! — заверил я, для убедительности удивлённо выпучивая глаза.
— Я рад за тебя, — равнодушно ответил майор.
Он вытянул из ящика стола бланк. Моё сердце опять застучало от радости — я увидел заголовок "Пропуск".
— И ещё я бы тебе посоветовал, юноша, сменить профессию, — проговорил майор, старательно заполняя бланк.
— Зачем? Креаторство ведь не запрещено, — удивился я искренне.
— Запрещено, не запрещено… Я же уже говорил, что твор — это выросший креаторщик. Занимаясь своими идейками, ты в один прекрасный день можешь придумать что-нибудь попадающее под запрет. И опять окажешься в этом кабинете.
"Вот уж не дай бог!" — подумал я.
Майор прав, в самом деле, нужно задуматься о перемене профессии. Скорее всего, придётся и из "Опциона" уволиться. Потому что теперь на меня будут смотреть, как на чумного. Недруги — со злорадством, а друзья — с надоедливым сочувствием. А самые близкие друзья начнут надоедать: "Блин, Андрюха, как же ты так! Вот дела! Надо аккуратнее в наше время". Я представил себе скорбно-невозмутимую физиономию Алексеева ("вот так-то, на форумах пить и баб обжимать по углам"), злорадную — Ставра ("а я предупреждал…"), любопытную — Сухова ("Андрюха, как там, в тюряге? Я тут всем уже рассказал…"), и мне совершенно расхотелось появляться на работе.
— Там внизу тебя дожидается поручитель, — как бы между прочим заявил майор. — Который тебя с нар вызволил. Его поблагодарить не забудь. А то обрадуешься свободе и забудешь обо всём на свете.
Вот это новость! Кто же меня вызволил с нар? Неужели Алексеев не побоялся сюда приехать? Мне очень захотелось поторопить майора, который выводил слова каллиграфическим почерком. Наконец он дописал и выдал мне на руки драгоценный пропуск.
— В кладовую не забудь заглянуть, — подмигнул он мне. — А то помчишься сейчас…
Это он верно напомнил.
— И последнее, Дёмин… — Он поманил меня к себе пальцем.
Я наклонился, и майор проговорил тихим голосом:
— Ту бумажонку, которую тебе дал Луговец, выкинь. Я про ту, которая у тебя в правом боковом кармане.
Я сильно покраснел, закивал и попятился. Попрощавшись с всезнающим Полевым, я почти бегом спустился в кладовую и получил назад своё барахло. Все вещи были целы, только кошелёк подозрительно похудел, но это не обидно — всё равно в нём была одна мелочь. Перед вертушкой я протянул в окошечко пропуск. Усатый капитан изучал его очень долго. Но я уже начал привыкать к манерам антиинвенторовцев — изводить людей медлительностью и тщательностью разных проверок.