Опекун безумца
Шрифт:
Квартира выбрана. Теперь Сарджент подъехал к железнодорожному мосту, поднялся по насыпи: вдоль поблескивающих путей на мосту проложены узкие пешеходные дорожки; Брюс простоял у моста минут десять и не увидел ни души.
Вернувшись в город, он быстро договорился о прокате машины. Малолитражку Дайны оставил на платной стоянке, чтобы позже упрятать ее на противоположной стороне реки, у пешеходного спуска с желеанодорожного моста. На прокатной машине Сарджент подъехал к облюбованному доходному дому, несколько раз из разных подъездов,, прижимаясь к фасаду, добегал до дряхлого «доджа», засекая время. Преодолевая открытое
Около четырех дня Сарджент купил в магазине бутыль желтоватой жидкости. Пришлось снова отправиться в подворье, теперь он въезжал туда уже привычно, даже воздух казался чище. Двое-трое встречных скользнули по бренчавшему рыдвану невидящими взглядами. Сарджент поднялся на третий этаж, вошел в квартиру с проломом в стене и вылил в ванну содержимое бутыли.
Теперь он действовал, как автомат. Позвонил Дайне, предупредил, что задержится: встретил товарища, вместе учились в полицейской академии. Дайна не поверила ни единому слову. Далее Сарджент не допустил и минуты промедления – оставил «додж» на площади Королевы Анны и отогнал машину мисс Фаулз к железнодорожному мосту. На такси вернулся на площадь, сел в «додж», заправил бак доверху, проверил шины, подготовил два сменных барабана к своему револьверу: восемнадцати патронов должно хватить с запасом; Брюс не любил дергать крючок понапрасну.
Эдвин Лэнд отсиживался в своем кабинете в театре перед зеркалом до пола, в котором он мог красоваться во весь рост. На столе лежала газета почти трехгодичной давности со снимком Гордона Кэлвина. Каждый, бросив всего один взгляд, мог увидеть, что Кэлвин и Лэнд похожи.
Из зала докатился гул аплодисментов: сегодня шел самый ходовой спектакль, и Лэнд только что отпустил бухгалтера, который доложил об ожидаемой в следующем месяце выручке. Ничто так не волновало Эдвина, как бесстрастное перечисление цифр, но сегодня, пожалуй, он впервые слушал невнимательно.
За окнами яеожиданно повалил снег. Пляска белых хлопьев всегда нагоняла на Лэнда тоску, казалось, потолок кабинета медленно снижается, мгла из углов наступает, гонимая порывами ветра снаружи, и сквозь мельтешение белого проглядывает опасность, которую ни потрогать, ни увидеть, но которая так же реальна, как стол, шкаф или его любимое зеркало.
Лэнд сидел за столом в дубленке, и в круговерти снега за окнами напоминал рождественского Санта-Клауса, который вот-вот нацепит бороду и выйдет к детям с мешком даров.
Скрипнула дверь – вошел помощник Лэнда, отвечающий за актеров труппы:
– Зал сходит с ума. Ошеломляющий успех!
Эдвин поежился, поднял меховой воротник, прикрыл ладонью рот, будто певец, опасающийся застудить горло на лютом морозе.
– Холодно, – пробормотал владелец театра.
– Ошеломляющий успех… – нетвердо повторил помощник.
– Столько снега… – Лэнд поднялся. – Я поеду домой… – Он подумал, глядя в окна. – Распорядитесь, чтобы сугробы вокруг фасада и особенно у подъездов непременно расчистили…
Сарджент основательно продрог; сидеть, скрючившись, в чужой машине с выключенной печкой – удовольствие не из приятных; Брюс старался ни о чем не думать, чтобы не скрутила одышка.
Снег рука об руку с ночью завесили окна машины непроглядной пеленой. Мир за выстуженными стенками автомобиля давал о себе знать только звуками, и то странно преображенными после проникновения в темный салон машины Лэнда.
Кажется… к машине подошли… и даже снежинки замерли на миг, высматривая вынырнувшего из темноты.
Сарджент сжался. Снаружи чьи-то пальцы поскребли дверную ручку, царапнули стекло, и сразу – звук удаляющихся шагов: немудрено, кто-то перепутал машину, принял за свою в таком светопреставлении и, только подойдя вплотную, распознал ошибку и направился на поиски собственной…
Лэнд выскользнул из театра, кошкой прошмыгнул к машине, обернулся: цепочка следов тянулась от самого подъезда. Цепь, которую не оборвать…
На крыше машины громоздился снежный горб, и на лобовом стекле лежал толстенный слой искрящейся ваты. Лэнд смахнул снег с лобового стекла: жаль, автомат включения-выключения печки сломался. Ключ скользнул в прорезь замка, дверца мягко отворилась. Лэнд плюхнулся на ледяное сиденье, забросав приборную доску ворвавшимся за ним снегом, и в ту же секунду ощутил, как в бок уперлось что-то твердое.
Лэнд не вскрикнул, не обернулся, только сильнее сжал руль. Мелькнуло: «Как и предполагал или примерно так». Мгновенно вошел в роль, надеясь, что так ему будет легче.
– Я ждал… вас, – Лэнд не обернулся, пробубнив первое, что пришло в голову.
Сарджент сжался, услыхав этот голос и ту же интонацию и даже в темноте разглядев светлые, влажные от стаявшего снега вйлосы безумца Гордона Кэлвина.
– Вперед! – Сарджент ощутил боль в груди и страстное желание разрядить барабан сию же секунду. Он не ошибся, Эдвин Лэнд и Гордон Кэлвин – одно лицо: этот голос, вкрадчивый, манящий пониманием, готовый пожалеть и поддержать щедро, без ограничений, он узнал бы из тысячи.
Машина тронулась. Сарджент благословлял снегопад. Резкие команды так и сыпались: налево, направо. Нелегко пришлось тем, кто следил за машиной Лэнда. Брюс приказал въехать на улицу, запруженную дорожными машинами. Шел ремонт полотна, о чем и возвещал запрещающий знак. Машина прошуршала по тротуару, влетела на эстакаду, и, съезжая с нее, Сарджент окончательно убедился, что погони нет или преследователи отстали.
В гостиничном номере Майер внимательно слушал по рации сообщение шпика: «Сэр, Лэнд вышел из театра, счистил снег со стекла, сел в машину, поехал. Жуткая погода, сэр. Ничего не видно. С трудом не теряем его из вида. Он едет в сторону, противоположную от своего дома. Черт, обломилась щетка!»
Майер не слишком волновался: если Брюс уберет Лэнда, никто и не подумает печалиться, а там настанет черед и самого Сарджента, если верхние люди так решат. Майер знает дом его подруги, знает, что Сарджент на нуле, а без денег закапываться в ил – дело непростое; не секрет, что Брюс один, а за Майером – компания, и какая. Одиночки никогда не выигрывают, это скорее увидишь в кино, в жизни организация всегда перемалывает тех, кто плывет против течения, на те и придумывают организации, чтобы честолюбивые дурачки не мешали массовым заплывам в одну сторону.