Опер любит розы и одиночество
Шрифт:
— Когда? — в глазах Королева зажегся неприкрытый интерес. Вот что делает с мужчиной откровенная лесть!
— Сегодня. Он только что ушел. Но я думаю, что, если ты «завяжешься» с «бэпниками», ты не успеешь.
— Посмотрим, — пробурчал Королев, пребывая в раздумье, мириться со мной или нет.
Перед ним стояла сложная дилемма: если мы помиримся, значит, у меня будут развязаны руки, и я брошусь в омут самостийности. Если останемся врагами, я скрою от него важную информацию.
— В адрес одна не езди! — Королев шел на мировую, видно, устад воевать. Такое случается с мужчинами. — Возьми с собой оперов.
— Как скажешь, товарищ начальник, — сказала я.
Пришлось
Я невольно вильнула бедрами, закрывая двери. Я даже покраснела от стыда. Никогда не использовала женские чары в профессиональной деятельности, и вот, черт попутал. Но что не сделаешь ради устранения ненужных помех в процессе расследования.
Я посмотрела на часы — сорок минут еще не прошло, много же я успела за это время, умудрилась даже пококетничать и пустить в ход бедра.
В кабинете за моим столом сидел сияющий Резник. Пока я соблазняла и очаровывала Королева, он уже расправился с заданием. Его вальяжный вид исчез, оставив место юношескому романтизму. Распространяя вокруг себя благоухание, он подпрыгивал на стуле, веселя Юрия Григорьевича рассказами из жизни поколения, которое выбрало пепси.
— Гюзель Аркадьевна, я вас заждался. — Слава, по всей вероятности, выбрал себе новый имидж. Он где-то научился молниеносно менять кожу.
С Юрием Григорьевичем этакий дамский баловень, с Гюзелью Аркадьевной — умудренный опытом мужчина. Хамелеон, черт побери, как и его очки.
— Что у вас? Нашли что-нибудь? — набросилась я на Резника, забыв о его хамелеонской сущности.
— Нашел, да такое нашел, вам и во сне не приснится.
Я увидела тень от спины Юрия Григорьевича — опять испарился, как всегда, в самом нужном месте.
— Вот, смотрите!
Можно было ожидать всего, но таких сногсшибательных цифр я не думала увидеть. У меня закружилась голова, но в первый момент я почему-то подумала: «А Иннокентий Игнатьевич — богатый наследник, оказывается».
— Слава, если эти деньги не востребованы в связи со смертью потерпевших, куда они деваются? — У меня закружилась голова.
— Если наследников нет, значит, государству. Пока, разумеется, государство не спохватится.
— Это значит, что деньги на счетах могут лежать до «посинения»? До скончания века? До разорения банка? До прихода к власти коммунистов?
— Да. Деньги лежат, вкладчик не приходит. Если нет прямых наследников, деньги может получить человек, на имя которого вкладчик еще при жизни написал генеральную доверенность. Он запросто может получить все деньги со счетов. Но в данном случае деньги никак не могут лежать до скончания века, следователь обязан поставить в известность компетентные органы, и все деньги со счетов перекочуют в государственную казну. В том случае, если никто не придет за деньгами.
— Значит, деньги может снять человек, имеющий на руках генеральную доверенность на распоряжение имуществом убитых? — пробормотала я задумчиво. — А если бы вы не сделали эту суперсекретную распечатку? Я так понимаю, что у вас есть доступ к всероссийской банковской сети?
— Есть. Если бы я не сделал распечатку? Деньги получил бы наследник. Или человек, имеющий генеральную доверенность. Государству бы они не достались.
— Так, начинаем считать. Слава, у меня с арифметикой большие нелады, учтите. — Мне уже не стыдно было признаваться в собственной тупости. — Считаем, — продолжала я, — у Сухинина больше всего денег на счетах — семьсот пятьдесят тысяч долларов. И это — простой водитель! Наследником Сухинина является его родной дедушка — Иннокентий Игнатьевич.
Очки его покоились на кончике носа.
— Гюзель Аркадьевна, я — не хакер. Я — оперативный сотрудник! — отчеканил Резник.
— Оперативный сотрудник, он что, хакером не может быть? Ради оперативной разработки и не на такое можно пойти, — мрачно пошутила я.
Я оставила Резника в покое. Пусть остынет от оперативной удачи, так неожиданно привалившей к нему. Сама принялась изучать распечатку.
— Слава, а почему квартира Сухинина не фигурирует в оперативных учетах? И это совершенно другой адрес — на Березовой аллее. Шерстобитов принес мне Гришин адрес, но другой, на улице Ки-рочной. Почему в вашей распечатке есть Березовая аллея? Ведь я прогнала запросы по всем программам, какие есть в нашем управлении, и информационный центр, и уголовный розыск, и массу других.
— Он недавно ее приобрел. Квартира числится за ним в имущественном фонде.
Только в одном месте. Если бы он зарегистрировался в ней, тогда она попала бы во все учеты. А так — нет регистрации, нет квартиры.
— А как же налоги? И прочая лабуда?
— Никак. Квартира существует. Услуги оплачиваются по старым квитанциям. Все в порядке, никто не проверит. Кстати, и налог можно платить по старым квитанциям.
— Любой побегушник может скрываться годами?
— Любой, — согласился Резник.
Чему тут удивляться? Я и так это знала. Получается, что в квартире Сухинина может поселиться любой человек и жить до скончания века? Ну и времена настали! Тьфу ты, черт!
— Не чертыхайтесь, Гюзель Аркадьевна, это вам не к лицу. — Резник не удержался от замечания.
Как ему хочется быстрее стать взрослым. А зря! Оставался бы всегда таким милым и симпатичным юношей. Потом повзрослеет, потвердеет, закаменеет, покроется коркой, и прощай, молодость!
— Слава, мне нужно подумать. Оставляйте все это хозяйство и гуляйте.
— Сначала распишитесь.
Кажется, Резник обиделся на меня за это поганое «гуляйте». Вечно я порчу мужчинам настроение. А из мужчин — только один Юрий Григорьевич умеет испортить мне жизнь.
Я размашисто расписалась за получение секретного документа и протянула Славе руку на прощание, крепко сжав его ладонь. Современные мужчины даже прощаться разучились. Слабое Славино пожатие удивило меня. Я полагала, что он гораздо сильнее.
Расследование зашло в тупик. Отдельно работал Королев. Он ничего не говорил о своих розыскных мероприятиях. Отдельно работали следователи прокуратуры. Все мы не пересекались. Каждый умирал в одиночку. Моя основная идея — объединить уголовные дела в одно общее — оказалась нереальной. Ведомственные разногласия победили. И мне ничего другого не оставалось — работать самостийно. Слава богу, мои тылы были обеспечены. Юрий Григорьевич гарантировал молчаливую поддержку. А сие означало, что и генерал в случае чего прикроет меня своим широким плечом. Иногда меня посещали странные мысли, вроде тех, дескать, зачем мне все это надо. Но я гнала от себя предательские настроения.