Опер любит розы и одиночество
Шрифт:
— А почему в распечатке отдела кадров нет сухининского адреса? Он же сотрудник службы безопасности, и ни адреса, ни телефона.
— В случае необходимости с ним связывались по мобильному телефону, а адрес квартиры я принес. — Шерстобитов кивнул на распечатку, доставленную им лично.
Я развернула и увидела вместо тихвинского частного домика питерский адрес.
— Приятно удивлена. У меня уже появились сомнения в вашей искренности. — Я отложила распечатку до лучших времен.
— В моей искренности? — Шерстобитов недоуменно открыл глаза.
«Глаза голубые, бездонные, но какие-то выцветшие, циничные.
— В искренности, как вашей, так и ваших партнеров. Вы же хотите, чтобы нашли убийцу Сухинина и Телегина?
— А это один и тот же человек? — сощурился Шерстобитов.
Яркая голубизна исчезла, вместо нее появился серый налет, сверкнувший из-под нависших бровей.
— Очевидно, один и тот же. Я так думаю. Пока я одна так думаю, Дмитрий Николаевич. А что за просьба у вас?
— Просьба моя такая, — заговорщически начал Шерстобитов, оглянувшись на дверь, по-моему, он ждал, когда в кабинете материализуется полковник, — мои партнеры не желают осложнений на фирме. Они написали заявление в прокуратуру, чтобы корпорацию не беспокоили назойливыми звонками и обысками. Они считают, что правоохранительные органы должны избрать другие, более цивилизованные методы расследования. Слишком много желающих посетить корпорацию, а ведь сейчас свирепствует экономический шпионаж. В бизнесе — полная стагнация! Конкуренты берут за горло, и мы не можем доверять каждому сотруднику правоохранительных органов, посетившему нашу фирму. — Шерстобитов закончил свою речь шепотом.
Он смотрел на меня серыми сверкающими глазами. Мне пришлось отвести взгляд.
— Я не понимаю, вы вместе с партнерами так думаете? Или они думают отдельно от вас?
— В том-то и дело, что отдельно от меня. Они написали заявление, не поставив меня в известность.
— А вы согласны с ними?
— Да! В корне согласен! — сказал Шерстобитов. И яростно закачал головой в такт своим словам. Китайский болванчик налился свежей энергией. Наверное, напитался моей кровью, вампир проклятый!
— Так. А почему бы вам самому не рассказать партнерам о своей точке зрения? Почему вы мне говорите об этом?
Тоскливо заныло сердце. Зачем Юрий Григорьевич оставил меня одну? Не помешало бы его присутствие, может, чем бы и помог — советом, рекомендацией, незримым присутствием. Почему Юрий Григорьевич никогда не говорит мне, что делать дальше?
— Они вступили со мной в конфронтацию. — Шерстобитов успокоился.
Он перестал раскачивать головой, зато затряслась его нога, положенная на вторую. Нога описывала круги в воздухе, раскачиваясь с центростремительным ускорением. Еще немного, и Шерстобитов взлетит в воздух, как космическая ракета.
— Дмитрий Николаевич, еще со времен банкротства «Куриных окорочков» я сделала вывод, что три партнера — это мина замедленного действия. Наступает момент, когда два человека объединяются, чтобы скушать третьего. На десерт! В итоге побеждают числом, а не умением. Но это ваши проблемы, Дмитрий Николаевич. К гибели Гриши Сухинина и Олега Телегина они не имеют отношения. Если вы хотите втянуть меня в ваши
Я кривила душой. Разночтения, возникшие у партнеров, могли иметь прямое отношение к смерти и Гриши, и тем более Олега. Но у Шерстобитова должно сложиться мнение, что я абсолютно не «рублю» в противоречиях капитализма. Что возьмешь с капризной дамочки? А нечего взять…
— Дмитрий Николаевич, а вы. сами хотите, чтобы убийцу изобличили? Ваши партнеры не хотят этого — с этим разобрались. А вы?
— Да, я хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Тем более, вы утверждаете, что убийца один и тот же человек. Вор должен сидеть в тюрьме! — Шерстобитов заржал, довольный собой.
Цитата из моего любимого фильма не порадовала меня. В устах Шерстобитова она звучала пошло и грубо. Что я к нему прицепилась? Человек пришел, жалуется на судьбу, на партнеров. Хочет, чтобы расследование продолжалось, а я цепляюсь. Желчная стала, наверное, от нервных перегрузок. «Скорее всего от похмелья», — мысленно пошутила я.
— Дмитрий Николаевич, тогда пообещайте, что поможете мне в трудных ситуациях. Как вас можно найти, минуя секретарей?
— Пожалуйста, вот номера моих телефонов — мобильного и прямого. Могу дать домашний. — Шерстобитов суетливо полез в карманы, сначала во внутренний, потом немного подумал и вытащил карточки из кармана брюк.
— Не надо, — отмахнулась я. — Скажите, а откуда вы взяли адрес Сухинина? В отделе кадров адреса нет, а у вас есть.
— Как-то заезжал за ним, мне по пути, а у него машина на ремонте была. Вот адресок-то и завалялся.
Шерстобитов уже стоял, низко наклонившись над моим столом. Таким образом он выражал свое почтение.
Я не стала его спрашивать, а есть ли адрес Сухинина у партнеров. Все равно Шерстобитов скажет, что не знает. И тогда мне придется вызывать Шацмана и Шерегеса. Представив их унылые физиономии в кабинете, я поморщилась, лучше не буду спрашивать. В это время, как раз в тот момент, когда Шерстобитов еще ниже склонился в полупоклоне, в кабинете появился Юрий Григорьевич. Он возник за спиной Дмитрия Николаевича и незаметно нырнул за свой стол. Так профессионально ныряют только опытные ныряльщики. Шерстобитов удалился из кабинета, не заметив полковника. Или он сделал вид, что не заметил?
— Юрий Григорьевич, вам доложить?
— Потом, Гюзель Аркадьевна. Работайте по плану.
Сколько раз я слышу за день: работайте по плану. Главное, к вечеру план надо перевыполнить.
— Юрий Григорьевич, на «Российские рубины» надо натравить ревизоров.
— Вот и травите ваши рубины. — Полковник, нахмурив лоб, перелистывал огромный талмуд.
Он не смотрит на меня, ему абсолютно не интересны мои выкладки, мысли, соображения по делу.
— Но как? Туда надо натравить не только ревизоров, но и службу по борьбе с экономическими преступлениями. Разумеется, надо назначить аудит. Все дело в том, что Николаева работала в выставочном объединении, а не на самом «Рубине». Поэтому проверять надо и предприятие, и выставки, в общем, всю организацию. На это уйдет больше шести месяцев. Когда аудит заказывают, они работают не меньше полугода. Я надеюсь, что преступник, если он с «Рубина», испугается и начнет совершать ошибки.