Опера Граб-стрита, или у жены под башмаком
Шрифт:
С ума сошел
Весь женский пол,
Все лишились головы.
Я уж думал
К вам пойду, мол,
Да и вы,
Вы хотите, чтобы Вилл
Всех на свете обдурил
С ног до головы.
Леди Апшинкен. Что вы хотите этим сказать?
Робин. Значит, вашей милости ничего не известно? Разве вы не знаете, сударыня, что меня прогоняют, а Вильяма делают дворецким?
Леди Апшинкен. Как так?
Робин. Уверяю вас, миледи, это сущая правда. Я только что получил от хозяина приказание
Леди Апшинкен. Ну, уж такого я не стерплю! Сию же минуту иду к сэру Овену - и посмотрим, значу ли я что-нибудь в этом доме!
Пазлтекст. Послушайте, Робин, вам все равно ничего не будет: с хозяйкой вы в дружбе. Так пошлите ко мне в комнату бутылочку хорошего винца, - ведь я тоже вам добрый друг.
ЯВЛЕНИЕ 6
Робин (один). Не то, чтоб я думал долго здесь оставаться, но не хочется быть выгнанным. Самому предупредить об уходе - другое дело, и если бурю пронесет, я так и поступлю. Благодаря своему трудолюбию я ухитрился сколотить деньжат на весь остаток жизни. Куплю себе маленькую уютненькую ферму в Уэльсе с сотенкой фунтов годового дохода и удалюсь на покой со своей... Но... с кем же я удалюсь, если Свитисса мне не верна? Какой смысл покупать поместье, коли счастье купить нельзя? (Поет.)
Для чего тебе богатство?
Чтобы счастья домогаться,
Без него богатство - вздор.
И готов отдать бедняга
Все свои земные блага
За единый нежный взор.
ЯВЛЕНИЕ 7
Робин, Свитисса.
Робин. Не знать мне больше счастья! Шкатулка, в которой оно хранилось, взломана и обчищена!
Свитисса. Он здесь! Страсть, подобно вихрю, кинула бы меня в его объятия, если б не связывала меня честь, исторгающая больше лживых слов из уст женщины, чем золото из уст адвоката.
Робин. Вот она, вероломная, коварная! И все же, как ни виновна эта женщина, она была б мне дороже всего на свете, если б не моя честь, запрещающая мне жениться на шлюхе. Приходится выбирать между возлюбленной и честью, а ведь слуга, лишившийся чести, - пропащий человек. Хорошо знатным: как ни поступай, все равно величать будут "вашей честью". Видно, настоящую честь испытывают мошенничеством, как золото огнем. Если, сколько ни жульничай, не пострадает - значит неподдельная. (Поет.)
Всегда оберегает честь
Незнатный человек.
А потерял - не приобресть
Тебе ее вовек.
А если знатен ты - владей
И честью, как угодно:
В тебе, мерзавец и злодей,
И подлость благородна.
Свитисса. Ах, если б я могла объяснить твое ослепление любовью! Любовь дает зрение, чтоб видеть человека, а не его провинности. Но, увы, ты видишь только их, а не меня.
Робин. Я рад бы считать тебя безгрешной. Но, увы, ты до того погрязла в пучине греха, что стала противна человеческому взору.
Свитисса. Я не знаю за собой иного греха, кроме того, что слишком люблю тебя.
Робин. Что ж, это, конечно, грех, раз ты ждешь ребенка от Вильяма.
Свитисса. Ах, Робин, если ты решил меня бросить, не надо из-за этого порочить мою добродетель, умоляю тебя!..
Робин. Вот что, сударыня, прочтите-ка это письмо еще разок, а потом, если хватит совести, требуйте, чтоб я заботился о вашей репутации. Впрочем, женщина больше всего кричит о своей репутации, когда б ей лучше помалкивать. Добродетель - что порох: пока есть - о ней не слышно, а произвела шум значит нет уж в помине.
Свитисса. Тут какой-то подвох! Пусть черт меня заберет сию же минуту, если я когда-нибудь видела это письмо,
Робин. Неужто? А сами выронили его из кармана!
Свитисса. Негодяй! Если я хоть когда-нибудь, разве что во время игры в фанты, позволила Вильяму поцеловать себя, пусть меня больше никто в жизни не поцелует! И если я не девушка, пускай я так и умру в девушках! А теперь погляди-ка сам! Оказывается, не я одна получаю письма и роняю их из кармана: коли за тобой есть вина, это письмо устыдит тебя. Мне же защитой - моя невинность! (Поет.)
Тому, чья совесть нечиста,
Не утаить вины.
Кричат глаза, когда уста
Молчать принуждены.
Но кто невинно оскорблен,
Тот страха не таит,
Перед обидчиками он
Как судия стоит.
Робин. Ну и дела! Словно черт, обучившись грамоте, забрался в дом. Ба! Я начинаю кое о чем догадываться! Если у тебя есть добродетель, если есть у тебя честь, человечность, ответь мне, Свитисса, на один вопрос: пастор никогда не пробовал ухаживать за тобой?
Свитисса. Почему ты об этом спрашиваешь?
Робин. Оба письма написаны одним почерком, и если их написал не Вильям, - так только пастор: по-моему, никто больше во всем доме не умеет ни читать, ни писать.
Свитисса. Нельзя сказать, чтоб ухаживал, да и "нет" тоже не скажешь. Однажды он намекнул, что женился бы на мне, будь у меня сто фунтов.
Робин. Вот как? Ну, все ясно. Клянусь святым Георгием, я его здорово проучу! Буду тузить до тех пор, пока не появится у него такое отвращение к браку, как у католического священника *.
Свитисса. Фу, бить священника!
Робин. Плевать мне на то, что он священник! Полез в мой огород - пусть бока бережет.
Свитисса. Образумься, Робин! Хоть ты гадко поступил со мной, я не хочу, чтоб тебя прокляли.
Робин. Ас помощью пастора, дай бог ему доброго здоровья, я, наверно, угодил бы в рай. По мне, уж лучше быть проклятым, чем отправиться на небеса за то, что духовный отец, пропади он пропадом, наставил тебе рога! Я его так отделаю, что у него не больше станет охоты лакомиться женщинами, чем кониной.