Операция «Антитеррор»
Шрифт:
– Не было. По крайней мере, не отмечено. Это надо было сразу искать. После такой жестокой аварии судмедэксперты, как правило, ни на какие второстепенные повреждения внимания не обращают. Да и как доказать, что эти повреждения не являются результатом столкновения? Там, судя по фотографии, и смотреть было нечего. Человека просто смяло...
– Не скажи... – возразил я. – Трамвай ударил с левой стороны. На фотографии все повреждения у Широкова именно слева. А не было ли их справа? Например, не было ли у него пробито горло?
Лоскутков так подался вперед, что мне
– Что?
– Удар в горло...
– Есть какие-то данные?
– Данных нет. Есть гипотеза. И есть однорукий подполковник Проханов, который сам умел не только пробивать горло. Он еще сообщил нам, что его на тренажере обучали таким штукам, как подставка водителя машины под транспорт, движущийся слева. Предварительно, естественно, необходимо отключить водителя.
– А попутчик? Не камикадзе же он...
– Вот этому и учили – подставлять машину надо под определенным углом, чтобы пострадал только водитель. Пассажир при этом только нервно смеется и разыгрывает из себя пострадавшего. Стресс и прочее. Например, сотрясение мозга.
– Как подделать сотрясение?
– Элементарно. Рассказываешь про головную боль и тошноту, не можешь без боли смотреть в сторону, не поворачивая головы, и делаешь себе температуру.
– Как?
– Это тебе школьники сделают. Они перед контрольной ставят друг другу уколы подогретого молока в ягодицу. И справка обеспечена.
Лоскутков откинулся на спинку стула и вытянул трубочкой губы. Так ему почему-то всегда легче думается.
Раскрылась дверь.
– О! Все три майора в сборе... – вошел в кабинет Володя. – При всех докладывать? – спросил у шефа.
– Валяй, – махнул рукой мент. – Они как раз тебя дожидаются.
– Нашел я таки человека. Парень на этом месте каждый день торгует какими-то магнитными стельками для обуви и лечебными браслетами. Там свой мини-базар. Вдоль всего парапета торгаши стоят. Всех возможных полов и возрастов. Так вот, видел он этот «Лексус», видел момент, когда женщина подняла руку и «Лексус» ее посадил. Запомнил он потому, что торговля в тот день шла так же плохо, как всегда, он сам был с жуткого похмелья, слегка похмелился, но хотелось еще, к тому же промочил ноги и промерз. И поехал домой поэтому раньше. На автобусе поехал, трамваи не ходили. И проезжал как раз мимо места аварии. «Лексус» он узнал. И вспомнил про женщину, даже пожалел ее. Очень, говорит, миниатюрная, симпатичная. А второй женщины он не видел. То есть он сам говорит, что вообще там не было второй женщины. Но это не значит, что ее не было.
– Интересно, – сказал Лоскутков.
– И еще один очень важный момент. Этот парень давно обратил внимание на женщину. Она оказалась в его вкусе. И, самое любопытное, не спешила она никуда, она больше десяти минут стояла около перехода, с другой женщиной болтала и все время оглядывалась, и руку подняла только тогда, когда увидела «Лексус».
– Я понял... – сказал Лоскутков.
– Что ты понял?
– Что я не мог понять...
– Гениально, господин стилист. Так что же ты понял, что не мог понять?
Он не обратил внимания на мой тон.
– Сюда Марина Николаевна Сабирова пришла, как бедная родственница. И одета так, и вообще лицо – хоть сейчас на паперть. Разнесчастнее некуда. Пожалеть хочется. Она утверждает, что там была другая женщина, которая тоже пыталась остановить «Лексус». Хорошо одетая женщина. И «голосовала» она очень настойчиво. Почему тогда Широков посадил Сабирову, а не ту, вторую? Он должен был сообразить, что встретиться должен только с одной из двух, а не с первой же попавшейся.
Мы молча смотрели на майора.
– Да потому он посадил Сабирову, что там в самом деле больше никого не было. Одна она останавливала «Лексус». И именно эту машину, а не какую-то другую.
– У тебя не голова, а аналитический компьютер! – сказал я, и мент, кажется, поверил в мое восхищение. При старых деньгах про таких майоров говорили: прост, как три рубля...
– Надо ее брать, – изрек Володя.
– И что ты ей предъявишь? – спросил Лоскутков.
– На допросе прижать хорошенько, и расколется...
– Вот это надо предъявлять... – Асафьев вытащил из кармана фоторобот Гавроша-Марии и положил перед ментом на стол.
– Кто это? – спросил Лоскутков.
– Это не она? – В голосе и во взгляде Асафьева еще теплилась надежда.
Лоскутков опять вытянул губы дудочкой и что-то прогудел, изображая раздумье вселенского мудреца.
– А у тебя файла нет с собой?
Я знаю, что менты почему-то с удивительно тупым упрямством зовут файлами обыкновенные компьютерные дискеты. Но Асафьев, хотя в ментовке не служит, его понял и вытащил именно дискету.
– Володя, будь добр, попроси Славу сделать копию, и пусть прикинет, как она будет выглядеть без косметики. Это же возможно сделать? Косметика меняет внешность женщины до неузнаваемости.
Володя ушел.
– Попробуем, – согласился Асафьев. – Только брать ее сразу так и так нельзя. Нужно будет очень аккуратно обложить. И очень незаметно.
– Почему?
– Она важным делом в нашем городе занята. И по крайней мере, мы ее знаем. Если только это в самом деле она. А если поторопимся и ее возьмем, то пришлют кого-то другого, кого мы не знаем. И где его тогда искать? И за кем тогда следить?
– Вам бы только следить и в игрушки играть... – Лоскутков от такого решения майора не обрадовался. – Преступников следует брать, пока они горяченькие. И пока новых трупов на наш отдел не навешали.
– Кстати, что касается повреждений у Широкова. Может, следует поговорить с судмедэкспертом? – продолжал я настаивать на своем.
– Да, я прямо сегодня туда съезжу и поговорю... – согласился мент. – Сейчас, только Володю дождемся. Это минут пять-десять отнимет, не больше.
– Тогда займись пока чайником, а то я еще не полностью отошел от вчерашнего. Хотелось бы проснуться более основательно. Кстати, пострадал я исключительно по твоей, господин майор, вине. Ты меня туда послал. Ты меня чаем и отпаивай...