Операция «Антитеррор»
Шрифт:
– Так что вы рекомендуете, продолжать следствие или забыть про него?
– Забудьте. А вы не можете сообщить мне хотя бы имя убийцы?
– Могу, но тогда вы станете следующей жертвой. Этот человек не любит лишних свидетелей.
– Но кто хотя бы он? Тоже кавказец?
– Нет. Это русская женщина.
– Та, которая звонила ему и потом ехала с ним в машине? Верно? Она так подстраивала ему ловушку?
– Та женщина, которая записана в протоколе, никогда не ехала в «Лексусе» вашего мужа. Это слишком долго объяснять. Итак, мы договорились?
– Да. Следствие закончено.
– Спасибо. Доброй вам ночи.
Мария смотрела
– Минутку. Еще один звонок.
Я набрал домашний номер Левы Иванова и предупредил его, что следствие Широкова попросила закрыть. За своим гонораром сам я не имею возможности зайти. Пришлю кого-нибудь с запиской. Пусть выдаст.
– Слушай, ты что там натворил?
– Не твое дело, что я натворил. Деньги мне за работу выплати. Большего от тебя не требуется.
Мне очень хотелось показать перед Гаврошем свою меркантильность. Она это восприняла достаточно хорошо. Но очень задумчиво.
Я отдал трубку. Она сунула ее в сумку, удовлетворенно кивнула и вышла, бросив на меня на прощание любопытный взгляд. И я готов поклясться, что это был взгляд не боевика-убийцы, а женщины. Вероятно, она тоже живая. И тут же в комнату вошел Халил – парень, который нервничал со мной на троллейбусной остановке, когда Мария опоздала на час.
– Садись, – сказал я так, словно был хозяином в этом лагере. – И не стесняйся. Теперь воевать, молодой человек, вместе будем...
Слову «вместе» я придал оттенок слова «одновременно» и не стал уточнять – кто из нас по какую сторону фронта окажется.
Он кивнул, показывая куда-то за окно:
– Может, туда пойдем... Там Али. Он ранен. Сейчас спит, но как проснется, все время просит пить.
Очевидно, это тот, второй из джипа. Значит, из «ТТ» с глушителем по омоновцам стрелял Али. И его задели серьезно.
– Ему врача вызывали?
– Да, Ваха присылал. Пулю вытащили.
И с местными чеченцами они связаны... Про Ваху я слышал не раз. Серьезный кадр.
– Где я спать буду? – спросил я, потягиваясь, словно устал давно от тяжелых забот и тревог и отдохнуть совсем не прочь. – Место-то найдется?
– В соседнем корпусе. Вместе с Исмаилом.
– Я бы поспал сейчас...
– Давай дождемся, когда Исмаил вернется. Ключ от комнаты у него.
Ясно. Меня не желают оставлять одного. А неплохо было бы пошарить в той самой комнате. Возможно, по составу вещей и классификации оружия я смогу определить, чем еще занимается группа. Легкое оружие, это ясно. Пистолеты, возможно, гранаты, ножи – это джентльменский набор чеченского, как и любого другого, бандита. «Винторез» – это уже привилегия киллеров. Если есть взрывчатка или мины – террористы. Может, даже и не сама взрывчатка. Может, просто взрыватели – механические или химические? – и я смогу сделать предположительный вывод о том, к чему люди Гавроша готовятся.
Мы прошли в другой корпус. Вошли в небольшую комнатку, где, повернувшись на левый бок, спал, сбросив с себя одеяла, раненый. Перевязка в основном идет через правое плечо, только несколько витков влево и поперек корпуса. Значит, омоновец угодил ему в правую сторону. На десять сантиметров левее бы, и попал бы в позвоночник. А если бы еще на пять сантиметров ниже, то – в сердце. И вообще качество стрельбы – с очереди достать только одной пулей – это никуда не годится. Более того, насколько я знаю – стрельба велась из положения лежа. Здесь все три пули должны в такую широкую спину лечь с пятидесяти метров. А омоновец
Я сел за стол.
– Халил, у тебя зимнее пистолетное масло есть? – Для беседы со своим охранником я сразу выбрал несколько командирский тон. Впоследствии это очень даже может сгодиться. Парень, похоже, не совсем понимает мой статус и этому тону не противится.
– Есть. Дать?
– И комплект для чистки. У меня армейская привычка. После стрельбы оружие полагается чистить, если хочешь, чтобы оно тебя уважало.
Я достал пистолет. Взгляд боевика на секунду остановился в настороженности, и сам он готов был бы отпрянуть, только некуда, слишком комната невелика. Дурак, не учили тебя нормально. Пока пистолет на предохранителе, сближаться надо – эти полторы-две секунды только и отпускаются на спасение. Не воспользуешься при случае – заказывай себе на могилку памятник по вкусу. К тому же не знает Халил, дослан ли у меня патрон в патронник. Но и это положение тоже приятное. По крайней мере, я выяснил, что обучение у боевиков было поставлено через задницу. Не умеет мой охранник делать правильный шаг без раздумий, на автоматизме.
Но я, усевшись за стол, пистолет разрядил и стал с чувством глубокого уважения разбирать. Люблю, как и всякий мужчина, оружие с детства.
Халил успокоился.
– Ты из моего пистолета стрелял?
– Когда?
– Сегодня. В мента, когда тот в меня целился.
Я специально эту фразу приготовил. Вроде как и похвалил, выразил благодарность за собственное спасение. Тонкий психологический расчет – если ты спас человека, то он тебе благодарен, а если он спас тебя, то он ощущает себя чуть ли не твоим покровителем.
– Я.
– Ну-ну, спасибо... – сказал я.
Пусть сам разбирается, за что я поблагодарил его. За спасение или за то, что он этим выстрелом поставил меня в хреновое положение.
Очень кстати получилось, что он видел момент моей беседы с ментами. Мне самому эта беседа понравилась. И его должна впечатлить. Отсюда и глубокое уважение к бывшему офицеру спецназа ГРУ. Хотя он должен был видеть спецназовцев в деле. Парню под тридцать. Наверное, пострелял в ту войну.
Халил молча наблюдал за моей работой, потом повздыхал, достал свой пистолет и тоже собрался разобрать его.
– Ну, ты молодец... – Я не удержался от «похвалы». Хорошо хоть, спохватился сразу. Чуть было не преподал ему урок профессионализма. В такой ситуации, когда двое чистят пистолеты, а третий спит раненый, – самое время ментам пожаловать. Но я успел удержаться.
– Что? – не понял Халил.
– Сам почистить вовремя не догадывался. Только за компанию можешь?
Он принял это за справедливый упрек.
А меня здесь уважают, понял я. И уважают именно как спеца. Может быть, в самом деле бывшие спецназовцы воюют там, у них. И парень привык относиться к ним, как к старшим боевым товарищам. По крайней мере, ко мне он так относится. К пленным и к мирным жителям, слышал я, они даже обращаются только после звучного пинка или выстрела над головой. Любят чувствовать себя сильными.