Операция 'Б'
Шрифт:
– А свой праздник, День советской авиации, завершите завтра, - сказал на прощание Жаворонков.
– Праздничный обед с поросенком будет ждать вас.
– Какой же это поросенок без вина?
– высказался за всех Хохлов.
– Угостим вас и кое-чем покрепче, - пообещал генерал.
Бомбардировщик пробил облачность лишь на высоте пяти с половиной тысяч метров. Преображенский еще поднялся на полкилометра и перевел самолет в горизонтальный полет. Прислушался к рокоту моторов, кажется, тянут пока нормально, правда, правый все же чуточку сдает.
– Не беспокойтесь, Евгений Николаевич, сегодня свои праздничные подарки мы точно адресуем новой, особо важной цели, - продолжал Хохлов.- Получайте, господа-фашисты, от морских летчиков Краснознаменной Балтики! Прямо с доставкой. Хотя, не сегодня, а уже завтра, - поправился он.
– Через один час пять минут наступит девятнадцатое августа тысяча девятьсот сорок первого года...
– К цели будем подходить на высоте шести тысяч метров,- перебил Преображенский разошедшегося штурмана.
– Добро! Точность попадания подарков прямо в руки адресата от этого только увеличится. А если еще снизиться на километрик, тогда... Нет, отставить, командир, сталкиваться с аэростатами заграждения нету никакой охоты...
Преображенский не обращал внимания на разглагольствование штурмана, его все больше и больше беспокоило состояние правого мотора. Сбавил ему обороты, давая поостыть, передохнуть. Но и левый мотор начал гудеть более натужно.
Спад рокота правого мотора уловил, наконец, и штурман.
– Командир, что с правым?
– поинтересовался он. В его голосе уже появились тревожные нотки.
– Греется, чертяга,- как можно равнодушнее произнес Преображенский.
– Как и в прошлый раз?
– Примерно...
– А левый?
– И левый начинает капризничать.
– Что с ним происходит?
– Тоже перегрелся малость...
Минут двадцать каждый из членов экипажа с беспокойством вслушивался в рокот моторов самолета. Улучшения не намечалось, особенно в правом, хотя летчик все время и щадил его, снижая обороты. Но от этого сильнее грелся левый мотор, получавший большую нагрузку, а если начнет резко сдавать и тот, тогда до Берлина не дотянуть.
– Командир, может... может, опять по запасной цели ударим?
– предложил Хохлов, понимая, что кому-то из экипажа первому приходится предлагать запасной вариант.- На траверзе немецкий военный порт Пиллау. Кораблей там предостаточно, как в бочке сельдей...
– Ключ у тебя на месте, Петр Ильич?
– вместо ответа спросил Преображенский.- Не забыл в Кагуле?
– Как же, забуду я теперь. Вот он, рядом. В полетной сумке. Отныне и навсегда он от меня никуда,- отозвался Хохлов, не понимая, к чему клонит полковник.
– Так ключ-талисман чего тебе, лично тебе говорит? На запаску свернуть или продолжать идти на Берлин?
– Вон вы о чем,- засмеялся Хохлов.- Мой ключ всегда за Берлин, но моторы же, командир, моторы...
– Стрелок-радист?
– спросил Преображенский.
– На Берлин, товарищ полковник!
– ответил сержант Кротенко.
– Воздушный стрелок?
– Товарищ командир, только на Берлин!
– произнес старший сержант Рудаков.А как же иначе?!
– Штурман?
– Обижаете, командир!
– обиделся Хохлов.-Даешь Берлин! Даешь новую, особо важную цель!
– Решение экипажа утверждаю. Идем прежним курсом, на Берлин!
– в голосе полковника зазвучал металл.
Время относительно спокойного полета над Балтийским морем заканчивалось. ДБ-3 подходил к береговой черте правее Штеттина. Сейчас их встретят зенитки или ночные истребители.
– Нам повезло, командир!
– послышался бодрый голос штурмана.- Земля скрыта густой облачностью. Не увидят нас немцы.
Действительно, облака надежно скрыли советские дальние бомбардировщики. С земли был слышен лишь гул их моторов, и как ни старались немецкие прожектористы пробить лучами толщу облаков, ничего не получалось. И все же зенитная артиллерия открыла огонь, видимо, хотела просто психологически воздействовать на советских летчиков. Шапок от разрывов немецких зенитных снарядов нигде не было видно, они лопались в густых облаках.
– До Берлина пятнадцать минут!
– объявил Хохлов.
– Штурман, точнее курс,- потребовал Преображенский.- Как можно точнее...
– Если, командир, не будете рыскать от зениток и ночников - на боевой выйдем точно,- пообещал Хохлов.
– Не буду. Курса, высоты и скорости не изменю ни при каких обстоятельствах,- заверил Преображенский.
Моторы хоть и грелись, особенно правый, но тянули пока вполне удовлетворительно. А когда самолет освободится от бомбовой нагрузки - станет им намного легче.
Облачность вдруг резко оборвалась, и слева над бомбардировщиком засиял серп луны. При его свете под фюзеляжем стали видны контуры большого населенного пункта. Зенитная артиллерия прекратила огонь, значит, вот-вот появятся на перехвате ночные истребители.
– Кротенко, Рудаков, товарищи сержанты, глядите в оба,- предупредил Преображенский.
Немецкие ночные истребители не заставляли себя долго ждать, им особенно хотелось отразить от Берлина первый советский бомбардировщик.
– Вижу ночника!
– донесся тревожный голос Кротенко.- Идет наперерез с верхней правой полусферы!
– Ночник с нижней правой полусферы!
– прозвучал доклад воздушного стрелка Рудакова.
– Ну, когда заходят на курс атаки сразу два истребителя - успех минимальный,- усмехнулся Хохлов.- Помешают друг другу...
Преображенский скосил глаза вправо, заметил пучки света от лучей фар-прожекторов ночных истребителей. Штурман, пожалуй, прав, одновременно истребителям атаковать советский самолет несподручно.
– Кротенко, Рудаков! Огня не открывать,- упредил стрелков Преображенский.Не будем раньше времени демаскировать себя.