Операция «Дар»
Шрифт:
Из пролетки вышел подтянутый обер-лейтенант. «Железный крест» первого класса и значки ранений показывали, что он заслуженный фронтовик. Он был не один: его сопровождала спутница — совсем молоденькая худенькая девушка. У дверей особняка их приветливо встретил другой офицер с капитанскими погонами.
— Добрый день, фрейлейн Вала! Здравствуйте, Пауль! Вы пунктуальны, друзья.
Офицеры пожали друг другу руки и вошли в комнату охраны.
Капитан подошел к дежурному эсэсовцу и уже совсем другим тоном — сухо и властно — спросил:
— Пропуска для обер-лейтенанта Зиберта и фрейлейн Довгер готовы?
Все было в порядке.
У капитана фон Бабаха были свои основания помочь обер-лейтенанту Паулю Вильгельму Зиберту и его невесте фрейлейн Валентине Довгер получить аудиенцию у рейхскомиссара Коха. Когда уже второй месяц чертовски не везет в карты, приходится дорожить знакомством с человеком, у которого всегда можно одолжить пятьсот, а то и тысячу марок, причем не спешить с отдачей.
С Паулем Зибертом капитана фон Бабаха познакомил… простой обер-ефрейтор. Впрочем, совсем не простой, а такой, что его даже пускали в ресторан «Дойчегофф», куда нижним чинам ходить было не положено, — всем, за исключением обер-ефрейтора Шмидта, дрессировщика собак господина рейхскомиссара. Обер-ефрейтор Шмидт считался одним из лучших дрессировщиков во всей Германии, и, судя по тому, как беспрекословно подчинялась каждому его жесту огромная овчарка, с которой он не расставался даже в ресторане, так оно и было на самом деле.
Обер-ефрейтора Шмидта же сблизила с обер-лейтенантом Зибертом именно любовь к собакам. Обер-лейтенант был в восторге от исключительного мастерства Шмидта и попросил его даже достать для него самого овчарку, разумеется за хорошее вознаграждение. Зиберт был настолько любезен, что часть денег (и немалых) дал вперед. Шмидт был человеком добросовестным и обещал отобрать для обер-лейтенанта самого лучшего щенка. Господин Зиберт оценил обязательность и услужливость обер-ефрейтора и предложил ему после войны занять хорошее место дворецкого в своем имении в Восточной Пруссии. Шмидт был в восторге — ни о чем лучшем он и не мечтал! «Я служил в лучших домах, — заверял он Зиберта, — и умею угодить господам».
Теперь Шмидт был предан обер-лейтенанту и телом и душой и относился к нему, как к своему будущему хозяину.
Естественно, что обер-ефрейтор Шмидт был счастлив познакомить господина обер-лейтенанта со своим прямым начальником — капитаном фон Бабахом — и очень радовался, что оба офицера быстро стали друзьями.
Бабаху Зиберт нравился, хотя в глубине души он, как многие тыловики, завидовал «железным крестам» обер-лейтенанта.
— Будь у меня ваши заслуги, — откровенно признался он как-то Зиберту, — уж я бы не терялся и сделал бы карьеру…
Пауль в ответ только улыбался. Судя по всему, он вовсе не стремился к карьере, по-видимому, его вполне удовлетворяло положение просто богатого человека.
После того как Зиберт несколько раз выручил Бабаха довольно крупными суммами, капитан стал искать повода отблагодарить чем-нибудь нового друга. В конце концов он все же был одним из самых влиятельных людей в Ровно!
Вот почему фон Бабах был рад, когда ему представился случай показать Зиберту это свое влияние.
Фрейлейн Валентина Довгер, «невеста» обер-лейтенанта, получила, как и сотни девушек в Ровно, повестку об отправке на работу в Германию. Зиберт обратился за содействием к Бабаху.
— Отменить распоряжение может только Кох, — объяснил капитан. — Если фрейлейн Довгер действительно, как вы говорите, фольксдойче [4] , то я могу устроив, чтобы он вас принял.
Фон Бабах не бросал слов на ветер. Вечером 30 мая Зиберт получил от него записку с уведомлением: завтра к двум часам явиться к рейхскомиссару.
Адъютант умер бы от разрыва сердца, если бы ему суждено было узнать, что истинной задачей советских разведчиков Николая Кузнецова и его «невесты» Валентины Довгер было уничтожение кровавого палача украинского народа Эриха Коха. В кармане серого офицерского френча Кузнецова лежал заряженный пистолет на боевом взводе, и не зря разведчик долгими часами учился в лесу стрелять из него навскидку, не целясь. На козлах щегольского экипажа, поджидавшего его у подъезда особняка, в качестве кучера сидел Николай Гнидюк. Под козлами — автомат и несколько гранат. Несколько «лишних» людей, прогуливавшихся по Шлосштрассе, были вовсе не лишними и отнюдь не случайными. Они должны были прикрыть отход Николая Ивановича после выполнения им акта возмездия.
4
Фольксдойче — местные жители немецкого происхождения. Пользовались в период оккупации различными льготами.
Аудиенция у рейхскомиссара состоялась. Однако охрана Коха была столь тщательно продуманной, что уничтожение фашистского наместника оказалось совершенно невозможным. Даже в личном кабинете полномочного представителя фюрера около кресла для посетителя лежали настороже две огромные овчарки, натасканные стараниями обер-ефрейтора Шмидта на людей, за спиной замерли эсэсовцы, готовые схватить при малейшем подозрительном движении.
Такого оборота дела Кузнецов не ожидал. Почтительно отвечая на ленивые, безразличные вопросы рейхскомиссара, он лихорадочно перебирал в голове всевозможные планы. Все напрасно. Стрелять нельзя. Даже руку к карману поднести не позволят — разорвут. С горечью разведчик вынужден был смириться с неудачей.
Позже, вернувшись в отряд, Николай Иванович говорил мне, что, знай он заранее об условиях, в которых Кох принимает посетителей, он все же убил бы рейхскомиссара, пожертвовав собственной жизнью. Это можно было бы сделать, взорвав спрятанную на теле мину или мощную противотанковую гранату.
Я глубоко убежден, что бесстрашный патриот пошел бы на геройское самопожертвование, если бы оказался на приеме у Коха вторично. Но другого такого случая уже не представилось.
…Между тем разговор принял неожиданно интересный поворот. Первые минуты Кох был хмур. Говорил сухо и раздраженно. Выбор Зиберта ему явно не нравился.
— Одумайтесь, обер-лейтенант, — говорил рейхскомиссар, — вы кадровый офицер германской армии, а связались с какой-то местной девицей весьма сомнительного происхождения.
— Фрейлейн Валентина Довгер — чистокровная арийка, — почтительно возразил Кузнецов. — Ее покойный отец был человек, преданный фюреру и великой Германии, с большими заслугами. Именно поэтому его, к несчастью, убили партизаны.
Кох немного смягчился. Словно забыв, что в приемной ждут своей очереди несколько генералов и ответственных чиновников, он постепенно втягивался в беседу с простым офицером.