Операция «Дозор»
Шрифт:
Оглядел края полянки и — ничего путного. Пора, пожалуй, в лагерь идти. Устал, исцарапался, от пота и трухи щиплет шею и спину… Нет, так не годится. Если себя жалко, не надо за серьезное дело браться. Тому, кто себя бережет, лучше всего ловить шпионов, сидя на стуле перед телевизором. Пять серий подряд будешь героем, не выходя из дому и грызя яблоки!.. Вперед, Пантелей Кондрашин. Нос у тебя утиный, пусть походка будет орлиной.
Он едва ли не каждый кустик ощупывал вокруг полянки — так тщательно изучал края ее. И был вознагражден за это упорство — продолжение стежки оказалось за кустами, поэтому-то сразу в глаза не бросилось. Плечом вперед Пантелей втиснулся в кусты и пошел по прогалинке, которая с каждым шагом расширялась. Она привела в неглубокую низину, по дну которой извивалась самая настоящая тропа.
Здесь было тихо и сыро. Над высокой стреловидной тропой летали стрекозы. Алели ягоды шиповника.
Под ногами чавкало — тропу заливало водой. А если дальше болото? Впрочем, в горах болот не бывает. Где-то пробегает ручеек, вода натекла сюда и застоялась. Наберешь в кеды — не велика беда. Разуться, что ли? Нельзя: пожалеешь обувь, поранишь ноги.
Он зашлепал по мокрой черной земле, прошитой травою.
Тропа все круче забирала вправо и вышла к дороге. Это была старая, заброшенная дорога, по которой когда-то возили дрова или камень: на обочине валялись гнилые поленья и замшелые обломки песчаника.
Сначала дорога потянулась вверх, потом косо скользнула вниз и врезалась в ручей. Разогнался, перепрыгнул широко разлившуюся воду, пошел на подъем. Обочины и середина дороги густо заросли, неглубокая колея выглажена дождевыми потоками. Если радистка проходила по этой дороге, то будут следы. Пантелей ступал по затравевшей середине и глаз не сводил с колеи. Из-за этого сразу и не заметил, что кое-где пыльная трава потемнела: кто-то или что-то сбило пыль. Кто?… Что?… Не радистка ли?
Могла ведь она пойти по траве, чтоб не наследить на колее? Конечно, могла! Даже обязана была! Ее же учили, прежде чем заслать к нам. А если не заслали, если тут подобрали? Допустим, подкупили, напугали и завербовали? Все равно она получила инструктаж. Да и сама сообразила бы. Это же какой дурой родиться надо, чтобы не сообразить…
Пантелей все больше свыкался с мыслью, что именно радистка шла здесь, пробираясь к морю. И невольно рисовал ее облик: она невысокая и крепкая. Красивая, со светлыми волосами. Шпионки всегда красивые и светловолосые. На ней зеленый костюм из тонкой и плотной ткани — куртка и лыжные брюки. На ногах — горные ботинки. Стоп! Если тяжелые горные ботинки, то земля под травой подомнется.
Пантелей опустился на колени и руками отвел траву. Земля совершенно цела. Горные ботинки отпадают… А кеды? Глянем на свой след. Под кедами трава ложится, а земля остается нетронутой. Там, где ступала радистка, трава еле примята. В чем же шла она, вражина? Не босиком же! Какой там босиком! Ночью, с тяжелым вещевым мешком за плечами, даже при свете фонарика не разгуляешься. Что-то на ногах было. Что же?
Вот если бы она на колею ногой попала! Хотя бы случайно — ведь ночью шла, всякое могло быть. Иногда пыль сбита с травы впритык с колеей. Миллиметр в сторону — должен остаться четкий след. Да, видно, радистка не давала себе поблажки и все время на траву ступала.
Дорога круто вильнула, травянистый выступ между колеями скосило. Это и подвело бдительную радистку — она опустила ногу на приглаженную пыль и, наверное, сама того не заметила, иначе забила бы след, стерла бы его.
Вот он, долгожданный! Четкий и… странный след. Нога маленькая, обутая во что-то непонятное. Вроде босиком была и не босиком.
След — в тонких параллельных рубчиках. Похоже на вельветовый чулок. Только вельветовых чулок не бывает. Вот задача! Задумаешься!
Охотничий зуд подстегивал Пантелея. На месте не стоялось. Думать можно и на ходу! Вперед! Там, впереди, может еще раз повезти! Он зашагал по дороге, огибавшей впадину и одновременно забиравшейся на крутизну…
А ловкая радистка больше не оступалась.
С чем же все-таки можно сравнить ее след, чтобы определить, что у нее на ногах? Какие такие особые штиблеты ей выдали: без каблуков, мягкие, в обтяжку и прочные…
Между тем старая дорога, одолев крутизну, влилась в другую дорогу — хорошо наезженную. По ней тяжелые грузовики ходили — шины орнамент выдавили. Дорога усыпана битым камнем, пыль на ней белая и легкая — от каждого шага взлетает облачко.
А тут как же радистка шла? С какой стороны в какую?
Сам себе не поверив, Пантелей увидел ясный, будто нарочно оставленный, след. Потом еще один! И еще! Цепочка следов — один другого лучше. Радистка шла вверх. Значит, так она возвращалась на свою постоянную базу. В общем, туда, где она живет, откуда выходит на явку.
А где же тот след, который она оставила, идя навстречу с нарушителем? Машины закатали его? Почему же не закатали этих следов? Они оставлены ночью, неужели с тех пор не было тут машин? Чтоб дорога пустовала целый день — такое невозможно. Но поверим, что пустовала и следы радистки сохранились. Во что же все-таки она обута? Следов хоть отбавляй, но разгадки не найдешь. А уж все остальное — одежду и снаряжение на ней — и не представишь точно. Одни фантазии. А с помощью фантазий радистку не схватишь.
Пантелей шел вдоль следов, и фантазия, о которой он только что подумал так пренебрежительно, овладела им.
Она перенесла его в ночь. С крепкой веревкой и оружием (потом будет видно, с каким) Пантелей Кондрашин выходит на задание. Он занимает заранее подобранное и подготовленное место. Такое, чтоб никто его не увидел, никто его не услышал, оказавшись даже в сантиметре от него.
При свете луны и звезд радистка выбирается из леса на тропу. Самую тоненькую веточку задевает она, и самый слабый звук родится. И Пантелей улавливает его. Ночью-то это легче, чем днем. По звуку же он определяет тот момент, когда радистка выходит на тропу. И непременно задерживается, выбирая, какие ветви раздвинуть, куда двигаться дальше. Ну и ношу поправляет. Секунда-другая набежит — этого достаточно.
Он неслышно встает, приближается к ней вплотную, тихо приказывает:
— Ни с места! Ни звука! Руки вверх! Малейшее движение — смерть!
В его шепоте — уверенность и угроза.
Ночью в лесу женщине и без того страшно. А холодный приказ на пустынной тропе приводит ее в ужас. Она немеет и коченеет. А он времени не теряет: связывает руки, заталкивает в рот носовой платок. Велит ей сесть и опутывает ноги веревкой. Оттаскивает ее в тень и привязывает к дереву. Прячет рацию. Берет оружие и требует сообщить условный сигнал. Особенно долго допрашивать некогда. Так что, если она смолчит, придется нарушителя брать в трудных и опасных условиях. Что ж, Пантелей знает, на что идет…