Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки
Шрифт:
— Здравствуете, леди Доусон!
Дама подняла глаза и взглянула в лицо молодого, однако несколько обрюзгшего мужчины. На нем был костюм с воротником-стойкой, но сразу было видно, что сидит он недостаточно хорошо, да и чувствует себя в нем вновь подошедший неуютно.
— Я сразу узнал вас по описанию, — произнес он на ломаном английском, — позволите?
— Так значит, вы — господин Келлерманн, — констатировала дама. — Вы знаете, о чем идет речь?
Келлерманн заерзал в кресле:
— Ну, сказать «знаю» значило бы преувеличить. Но вы, конечно же, поясните, чего от меня ждете, леди Доусон.
Женщина достала из сумочки конверт. Затем подозрительно осмотрелась по сторонам, будто желая убедиться, что за ними не наблюдают, вынула из конверта бумагу и развернула ее перед Келлерманном. На рисунке был изображен разрез длинного здания.
— Это, — леди Доусон показала мундштуком на план, — вход, это холл, слева лестница ведет в нужный сектор на первом этаже. Здесь стоят охранники, обычно это пожилые люди в форме. О них главное не забыть на обратном пуги. Вход в выставочный зал находится напротив окна, то есть вне зоны видения охранников. Вы будете использовать динамит. — Леди Доусон усмехнулась.
Келлерманн изучил план, прищурившись:
— Пока все ясно, леди. И где же искать этот чертов камень?
Англичанка указала на крест на плане:
— Здесь. В помещении находятся три витрины. В дальней от входа — три экспоната — известковая голова в натуральную величину, маленькая статуя сидящего писателя, а рядом с ней — черный камень, который мне и нужен. Это сломанная плитка, собственно, часть каменной плиты шириной с ладонь и высотой в локоть с нанесенными на нее письменами.
— И он нужен вам?
— Да, только этот экспонат.
Келлерманн вновь рассмотрел план и с подчеркнутым дружелюбием спросил:
— Я все сделаю, леди, и во сколько вы оцениваете мою работу?
— В конверте половина, вторая часть оплаты — по получении товара. — Леди Доусон сложила план и отодвинула его вместе с конвертом на противоположную сторону стола.
Бросив взгляд на конверт и довольно внимательно, без всякого стеснения, оглядев леди Доусон, Келлерманн сказал:
— Думаю, я могу предложить вам коктейль, леди. — И, не дожидаясь ответа, щелкнул пальцами, подзывая официанта во фраке с противоположной стороны кафе. Леди Доусон молчала, занятая осмотром окружающей обстановки. — Это, конечно, меня не касается, леди, — Келлерманн с трудом попытался завести разговор, — но неужели вы готовы отдать столько денег за этот старый разбитый камень?
— Совершенно верно.
— Что верно?
— Совершенно верно, что это вас не касается, Herr Kellermann! — Она использовала немецкое слово вместо английского «господин», и в ее тоне явно послышалась ирония, будто она хотела посмеяться над собеседником.
Казалось, Келлерманн этого не заметил, но от темы не отошел:
— Меня ничто не касается, но если в камне золотая жила… Ну, я имею в виду, я могу исчезнуть со столь ценной вещью.
— Для вас эта вещь не имеет никакой ценности, даже абсолютно бесполезна, — засмеялась леди Доусон. — И если вы хотите получить полную сумму оплаты, пожалуйста, сделайте все быстро и без накладок! — Леди поднялась, сердито выпустила дым сигареты и со словами «Надеюсь на скорые известия» повернулась и исчезла в толпе.
Спустя три дня, 6 мая 1912 года, леди Доусон получила на свое имя в отеле депешу следующего содержания:
«Задание выполнено. Встреча в казино „Пикадилли“ в восемь вечера. — К».
На Лейпцигерштрассе продавцы газет выкрикивали заголовки свежих газет: «Перед судом за кражу и тройное убийство» — «Бургомистр угрожает отставкой» — «Прибытие императора в Геную» — «Ограбление в музее в Лустгартене».
Лустгартен? Старый музей находится в Лустгартене! На Потсдамер-платц леди Доусон приказала остановить автомобиль, чтобы купить берлинскую ежедневную газету новостей «Берлинер Тагесблат». Она торопливо пробежала сообщение «Ограбление в музее в Лустгартене»:
«Вчера неизвестные похитили из музея в Лустгартене египетские древности на огромную сумму. Среди них — статуи и бюсты времен Древнего Египта, обнаруженные при раскопках в одной из ранних экспедиций профессорами Германом Ранке и Людвигом Борхартом. Неизвестные, не оставившие никаких улик, проникли в здание музея ночью через окно. Они могли похвастаться не только детальным знакомством с планировкой, но и поразительным знанием дела, так как похищены только наиболее ценные экспонаты. Полиция объявила розыск».
Леди Доусон скомкала газету и крикнула:
— Шофер, в казино «Пикадилли», Бюлоштрассе, и побыстрее!
Внешне казино, оформленное колоннами и выдержанное в белых тонах, производило подчеркнуто официальное впечатление. Возле латунной кнопки звонка на входе висела полированная табличка «Союз общительности», что явно не подразумевало появления женщин без сопровождения. Портье, нарочито аккуратно одетая дама в возрасте за пятьдесят с короткой стрижкой, открыла только после того, как было названо имя Келлерманна, и коротко сказала: «Последняя дверь справа!»
Холл был также оформлен в белом: высокая белая изразцовая печь, белая стойка бара, белое пианино и плетеная мебель — также белая. Подчеркнуто красивые юноши курили вокруг со скучающими лицами, большинство из них, быть может, слишком красивы и слишком полны. Далее, отделенный лишь парчовым занавесом, находился розовый зал, где ожидали дамы, отсюда же вел коридор в ряд отдельных комнат. Последняя дверь направо, леди постучала.
Келлерманн распахнул дверь, но прежде, чем он успел открыть рот, леди Доусон обрушила на него поток слов:
— Келлерманн, вы с ума сошли! Мне нужен был только камень, об исчезновении которого никто бы и слова не сказал. А теперь это! — И она ударила рукой по газете.
— Пст… — мужчина поднес палец к губам. — У стен есть уши. — Затем он усадил леди в громоздкое кресло и спокойно сказал: — Леди, вам нужен был камень, и я достал его. Не понимаю, из-за чего вы волнуетесь.
— Почему я волнуюсь? Потому что за вами охотится полиция, Келлерманн! И скоро они начнут искать меня!
— Но я не оставил улик. Ни одной.