Операция "Фауст"
Шрифт:
«Нутро горело» не только у Бунина. Я не мог думать ни о чем другом, как только о стакане нарзана из холодильника. С трудом разлепив ссохшийся рот, я прошелестел:
— Что с ним случилось?
— Не с ним, с его братом. Понимаешь, рота Ивонина, спецназ значит, истребила население кишлака Керал. По ошибке. Спецназовцев послали в другой кишлак, там мужики ушли к партизанам. А из этого Керала мужчин забрали в кармалевскую армию.
— Подожди, Ваня. Так что ж, наши убивали население? По ошибке или не по ошибке — какая разница?
Бунин наморщился, как будто я ему задал невесть какой трудный вопрос.
— Вот тут-то
— Что еще за «духи»?
— Так наши душманов называют.
Бунин здорово поднаторел в ситуации, пока я спал.
— И при чем здесь этот лейтенант Мансуров?
— Ну вот. Гарнизонные солдаты рассвирепели из-за плохой пищи. А спецназ — на особом пайке. Жрут как в кремлевском санатории. Один мальчишка-солдат разошелся. Дело в столовой было. И высказал спецназовцам все, что думал. Сказал, что банку икры они за каждый труп получают. Офицер спецназовский его отчитывать. Он, юнец этот, обозвал спецназовского офицера сволочью и бандитом. И тогда офицер в упор угрохал его из пистолета. Гарнизонные ребята сцепились со спецназовцами. Сначала врукопашную. Потом уж и до перестрелки дошло. Гарнизонные, кто еще жив остался, укрылись в казарме, забаррикадировались. Тогда вызвали Ивонина. Он-то знает, как исполнять «интернациональный долг», подкатил пушку к казарме и разнес ее на части.
— А там был брат Мансура?
— Ну да!
— Погиб?
— Так вот же он и рвется туда. Может, его брат тяжело ранен...
Мансуров стоял на пороге комнаты с двумя запотевшими бутылками. Он успел привести себя в порядок: китель застегнут на все пуговицы, черные блестящие волосы разделены безупречной стрелой пробора. Красив он был необыкновенно — прямо на обложку «Огонька» с подписью «Место подвига — Афганистан». Он протянул нам бутылки — руки у него были, что называется, точеные, только ногти обгрызены. — Сейчас ночь. В Баглан иначе чем на вертолете не доберешься. Я за брата все равно должен рассчитаться. Вас не хочу вмешивать. Я ножом не хуже спецназовцев владею.
— Ну, где ты этого Ивонина найдешь?—пытался охладить восточную кровь Мансура Бунин. — Погибнешь ведь ни за грош!
— Пешком пойду, найду собаку, — не унимался лейтенант.
— И ведь правда пойдет, — растерянно повернулся ко мне Бунин.
Я сам видел, что Мансуров не успокоится.
— Товарищ Мансуров, мы с вами пойдем. У меня тоже с Ивониным личные счеты.
— Я знаю. Мне Иван рассказал, как он вашу девушку зарезал. Я один за всех рассчитаюсь. Вам не надо рисковать.
Но Бунин уже натягивал брюки:
— Я сейчас организую вертолет... У меня есть идея. Я тут своего земляка-вертолетчика видел, ростовчанина, он сегодня ночью дежурный.
— А ты разве из Ростова? — удивился я.
— А это не важно, Сашок. Если надо, я могу и ростовчанином сделаться.
Я сидел на лавочке возле офицерского общежития, глазел на яркие звезды в бархате неба. Если цель афганского солнца — растопить мозги иноверца, превратить их в бесформенную запеканку, то иное дело — афганская ночь с ее запахами буйного цветения, набегающими густыми ароматными волнами. Тусклый свет луны освещал вершины гор. Тишина. Афганское небо похоже на афганский ковер: густой, насыщенный черно-серебряный
Я вздрогнул от неожиданности. У скамейки стояли двое.
— Который час? — спросил один из них. —Половина второго,—ответил я, подставив руку под свет фонаря.
Я хотел спросить этих ребят, не вертолетчики ли они и не встречали ли высокого майора. Но не успел спросить ничего. Удар страшной силы сбросил меня с лавки на землю. Первое, что я увидел, были мои собственные колени —я почти упирался в них подбородком. Я пытался разжать губы, но они были стянуты клейкой лентой; хотел сорвать эту штуку, но руки были связаны за спиной. От сильного толчка я ударился челюстью о колено: меня везли куда-то в грузовике. Я с трудом повернул голову. На скамьях сидели парни в пятнистых комбинезонах и тихо переговаривались. Меня прижало к борту — машина остановилась. Топот солдатских сапог, команда «построиться»! Меня подхватили под руки и потащили...
— Вы пришли в себя, Турецкий? — спросил мужской голос.
Мужчина был бос, в шортах, в майке с эмблемой спортобщёства «Динамо». Он стоял вполуоборот, смотрел мне прямо в глаза, направляя на меня свет яркой настольной лампы.
Я молчал. Мужчина кивнул седой, подстриженной ежиком головой, и солдаты кинулись сдирать с моего рта повязку.
— К-то в-вы т-такой? — в свою очередь, спросил я.
— Фамилия моя вам не нужна. Я командир части...
— К-какой части? — спросил я, чуть заикаясь. Мне было больно шевелить губами. — Кармалев-ской, душманской?
— Советской, советской части... Бросьте придуриваться.
Он прошелся по комнате, как бы разминаясь перед гимнастическим снарядом. Лицо у него было в резких морщинах, но руки и ноги налиты силой, выдавали профессионального спортсмена-гимнаста или акробата.
— Хорошо, — сказал «спортсмен», — развяжите ему руки... Садитесь!
Я опустился на подставленный стул.
— Все проще пареной репы. Нам нужно поговорить начистоту. Мы выкрали вас, чтобы решить: или — или. Или шлепнуть вас, и концы в воду. Или договориться с вами о сотрудничестве.
— Вы допустили ошибку, товарищ Серый! Мои товарищи смекнут, что меня похитил спецназ!
— Ого! Вы меня вычислили! Слушайте, а вы мне нравитесь! Хотите выпить!
— Хочу.
Серый достал из холодильника, вмонтированного в железный шкаф, запотевшую бутылку «Московской», тарелку с бутербродами с колбасой и сыром, банку огурцов, бутылку «Боржоми». Поставил все это на стол и разлил водку по кружкам.
— Выпьем.
Затем налил минеральной воды.
— Знаете, — отдышавшись, сказал он, — любого шпиона отгадаю по тому, как он пьет водку. Иностранец пьет, не запивая спиртягу водой. В отличие от нас, русских.
Я усмехнулся.
Серый внимательно посмотрел на меня. Глаза у него были какие-то странные. Водянистые, будто налитые слезой.
— Чему смеетесь?
— Не ожидал, что буду пить водку в Афганистане в таких условиях. Вот будет смеху, когда я расскажу об этом в Москве...
— Не думаю, что это вам удастся. Впрочем, если мы придем к общему знаменателю, вы, пожалуй, сможете рассказать в Москве о гостеприимстве генерала Серого...
— А если не договоримся?
— Тогда... тогда ваши косточки сгниют здесь, на афганской земле...