Операция «Хаос»
Шрифт:
И это только начало!
Юридический факультет казался безлюдным. работают юристы всегда в ином мире.
Я пересек бульвар, миновал маленькое мрачное здание корпуса физических наук. И подошел как раз вовремя, чтобы меня приветствовал доктор Грисволд. Он медленно спускался вниз по ступенькам — маленький, высохший человечек с козлиной бородкой и веселым голубыми глазами. В блеске этих глаз, в глубине их, таилось смешанное с болью изумление. Он походил на ребенка, который никак не может до конца понять, почему никто, кроме него, не интересуется игрушками.
— А, мистер Матучек, — сказал он. — Пришли поприсутствовать при Игре?
Я кивнул (не особенно любезно). Но мы шли вместе, и мне пришлось быть вежливым. Не для того, чтобы подлизаться на всякий случай. он вел у меня занятия по физике и химии, но это — как раз пустяки. Мне просто не хотелось обижать этого милого и одинокого старого чудака.
— Я тоже, — продолжал он. — Насколько понимаю, организаторы что-то задумали. Впервые будет нечто захватывающее.
— Вот как?
Он дернул головой и по-птичьи посмотрел на меня:
— Если у вас какие-нибудь затруднения, мистер Матучек… Если в моих силах помочь вам… Знайте, что я сделаю все, что в моих силах.
— Все прекрасно, — соврал я. — Во всяком случае, благодарю вас, сэр.
— Человеку зрелого возраста нелегко вернуться к учебе.
Да еще когда его окружают хихикающие юнцы. я не забываю, как вы помогли мне в этом… м-м… нехорошем… э-э инциденте в прошлом месяце. Поверьте, я очень вам благодарен.
— О, пустяки, черт возьми. Я здесь, чтобы получить образование и чтобы быть вместе с Вирджинией Грейлок. Но теперь это невозможно.
Мне не хотелось перекладывать груз своих забот на его плечи. У него был достаточный запас своих собственных.
Грисволд вздохнул. Очевидно, он чувствовал мою отчужденность.
— Я часто ощущаю себя таким ненужным, — сказал он.
— Что вы, сэр, — ответил я со старательной искренностью. — Как бы стала в Мидгарде (Мидгард — по древнескандинавским сказаниям — земля, отведенная для жизни человека), ну… скажем алхимия практической наукой, не будь она с начала и до конца основана на ядерной физике? Ведь в противном случае алхимик мог бы неожиданно для себя получить смертоносный радиоактивный изотоп. Или вещество, которое уничтожило бы половину округа.
— Разумеется, разумеется. Вы прекрасно все понимаете.
Вы все знаете о нашем мире. Во всяком случае больше, чем я. Но, студенты… ладно, думаю, что это естественно. Им хотеться, что бы — сказал несколько слов, сделал несколько пассов и получил то, чего желаешь. Именно таким образом. Не докучая себе ни изучением санскритской грамматики, ни периодической таблицы. Они не понимают, что никогда нельзя получить чего-то из ничего.
— Поймут. Они повзрослеют.
— Даже администрация в этом университете просто не понимает потребности физической науки. Как раз сейчас в Калифорнийском установлен философский камень на биллион вольт. А здесь… — Грисволд пожал плечами. — Извините меня.
Я сам не люблю жаловаться.
Мы вышли к стадиону. Я отдал ему свой билет, но отказался от очков ночного видения. У меня сохранилось колдовское зрение, полученное во время базисного обучения. мое место оказалось на тринадцатом ряду между студенточкой с мордочкой первокурсницы и старшекурсником. Мимо проплыл одушевленный лоток и я купил горячих сосисок, и взял напрокат хрустальный шар. Но шар мне нужен был не для того, чтобы в деталях видеть игру. Я пробормотал над ним, заглянул и увидел Джинни.
Она сидела напротив меня, на пятидесятом ряду. На коленях у нее покоился черный Свертальф. Вызывающие красные волосы Вирджинии выделялись ярким пятном на бесцветном фоне окружающей толпы. Это колдовство, это ее особая черная магия была чем-то более древним и более сильным, чем Искусство, но и в нем была искушена Джинна. Ее отделяло от меня поле, в руках у меня был всего лишь дешевый стеклянный прибор, и все же сердце мое екнуло. Сегодня вечером с ней был доктор Алам Аберкромби, ассистент-профессор сравнительной магии: гладкий, блондин, светский лев. Он крутился вокруг Джинны изо всех сил. А я исходил дымом в одиночестве.
Думая, что Свертальф ставил мои моральные качества не выше, чем моральные качества Аберкромби. У меня были все намерения хранить Джинни верность, но… Узкая улочка, ты ставишь на стоянку метлу, и к тебе прижимается хорошенькая девушка. В этом случае желтые круглые глаза, сверкающие с ближайшего дерева, как-то связывают и окончательно отрезвляют. Я скоро сдался, и посвящал вечера учебе или пил пиво.
О-хо-хо. Я плотнее запахнул плащ, под свежим ветром меня пробрала дрожь. В воздухе пахло какой-то бедой.
«Вероятно, — подумал я, — во всем виновато мое скверное настроение…»
И все же я чуял — в недалеком будущем быть беде.
От воплей старшекурсников чуть не лопнули барабанные перепонки. В лунном свете показались команды «Трисмегистские грифоны» и «Чародеи Альберта Великого».
Глубокие старики недовольны тем, что в командах так много измученных образованием очкастых коротышек. Такие игроки кажутся им бесполезными. Вероятно, до эпохи магии команды комплектовались из динозавров. Но, разумеется, неотъемная часть и основная составляющая искусства, интеллект, и он придает спорту характерную окраску.
В этой игре были интересные моменты. «Чародеи» взлетали над землей, и их крошка защитник превратился в пеликана.
Душанович, в образе кондора, закогтил его на нашей двадцатке. Анреевский был лучшим в линии оленей-оборотней (он входил в большую десятку). Он держал их так, что мяч дважды оказывался вне игры. На третий раз мячом завладел Плисудский,. тут же превратившись в кенгуру. Его игра была изумительной. Как он увернулся от игрока, пытавшегося отобрать мяч! (малый был в шапке-невидимке, но можно было наблюдать за ним по отпечаткам его ног, как он несся вперед). И отпарировал мяч Мстиславу.