Операция «Хаос»
Шрифт:
— Да. Низшему духовенству, естественно, ничего не сообщили…
Маг мрачно задумался.
— Если Его Просвященность скажет, куда мне идти и к кому обратиться, я больше не буду беспокоить его.
Он пришел к решению:
— Секретариат ночного аббатства, комната 107. Спроси посвященного Хезатоуба. Из тех, кто сейчас там находится, он один обладает достаточной информацией по делу Матучека.
Проконсультируйся с ним.
ПО ДЕЛУ МАТУЧЕКА?
Пролепетав слова благодарности, я едва ли не бегом удалился. И пока шел по лестнице, беспрерывно чувствовал между лопатками пристальный
Я знал, что едва ли располагаю временем. Адепт, может, несколько дряхл, но только несколько. Вряд ли он особо обеспокоен моим появлением. Но если он решит выяснить побольше? Тогда, возможно, он не ограничиться телефонным звонком брату Хезатоубу. Если у меня действительно есть шанс узнать что-то, надо спешить.
Куда, однако, мне идти? Как идти! На что я рассчитывал? Пора осознаться, что рискованная эта затея слишком уж отдает донкихотством. Пора смываться.
Ну, нет! Пока есть возможность, нужно атаковать самую большую ветряную мельницу. В работу включился мозг. Нет сомнения, что, как верхние этажи и подвалы собора предназначены для священников самого высокого ранга. В древности приверженцы древних культов проводили главные обряды под землей. Пожалуй, лучше всего мне поискать Мармидона в подземельях собора.
Я ощутил, как на лице сама собой появилась судорожная улыбка. Ему вряд ли стали облегчать наказание, заклинаниями лишив его запаха. Вот еще одна причина полагать, что он упрятан в подвале. Упрятан слишком далеко, чтобы его можно было отыскать с помощью даже обоняния.
С помощью человеческого обоняния!
Я вернулся на первый этаж, и поспешно начал спускаться вниз. Все шло как по маслу. Было уже далеко за полночь.
Чародеи, должно быть, были поглощены своими делами. За немногими, может быть, исключениями.
Я уже спустился двумя этажами ниже. Здесь, видимо, помещались склады и кладовые, хранился дворецкий инвентарь и так далее. На одном из этажей я увидел монашку, драившую пол голыми руками. Обычная ее работа? Искупление вины?
Самоуничижение? Она была единственным человеком, которого я встретило здесь. Она меня не заметила.
Дальше по пути мне снова встретились запертые ворота.
По ту сторону, лестница делалась круче. Вокруг был уже не бетон, а грубо обтесанный камень. Я уже углубился в скальное основание собора. Стены были холодными до озноба, влажными.
Холодным был и воздух. Современного освещения здесь не было, оно осталось там, позади. Путь мой освещали только свечи, вставленные в далеко отстоявшие друг от друга железные подсвечники. Свечи были оплывшими. Снизу тянул ветерок. В тусклом свете прыгали уродливые тени. И, наконец, я был избавлен от звуков мессы. А лестница все вела вниз!
И снова, бесконечно вниз.
Но вот лестница кончилась. Я ступил на пол, созданный природой пещеры. Редкие голубые огни выхватывали из колеблющегося мрака очертания сталактитов и сталагмитов.
Они горели в ладонях обычно дезактивизированных Рук Славы.
Руки Славы были укреплены над входами в туннели. Я знал, что высшие иерархии иоаннитов пустили в ход все свое влияние, чтобы получить разрешение полиции на эти приборы.
Действительно ли они понадобились иоаннитам для проведения исследований? Из одного туннеля доносился шум бегущего под землей потока. Из другого сочился тусклый свет, несло ладаном, слышался чей-то дрожащий голос. Молитва, бдение, чародейство — или еще что-либо?
Я не стал задерживаться, чтобы выяснить, что там такое.
Быстро скинул с себя одежду и обувь. Спрятал все это в глубине скалы. Нож я заткнул за эластичную резинку трусов.
Направив на себя линзу, я трансформировался. При этом я постарался, конечно, не слишком поддаваться квазисексуальным ощущениям, и вбил в мою голову, для чего я совершил превращение. Чувства и мышцы должны служить поставленной человеком цели.
Поэтому, как я заметил, превращение происходило трудно. Чтобы закончить его, мне понадобилось вдвое больше времени по сравнению с тем, как это обычно происходило.
Несомненно, влияли и антиколдовские заклинания. Вероятно, мне не удалось бы стать волком, если бы не мои хромосомы я в противоположном случае оказался бы сильным волшебником.
Никакого сомнения. Я снова стал волком!
И без того слабый свет потускнел так, что только мешал.
Волк не так зависит от зрения, как человек. Уши, ноги, язык, каждый волос моего тела, и, прежде всего, нос — впитывали поток информации. Пещера перестала быть ямой, где я мог бы оступиться. Любую пещеру теперь я постигал сразу.
И… да, это не ошибка. Из одного туннеля слабо тянуло запахом тухлого мяса — отвратительный запах. Я едва успел подавить вой, вышедшего на добычу волка.
И затрусил к туннелю…
Глава 27
Проход был длинным, извилистым, пересеченным множеством других тоннелей. Не веди меня мое обоняние, я бы скоро заблудился. Путь освещали, испукавшие огонь Руки — над каждой, выбитой в скале кельей. Но кельи встречались редко.
Общеизвестно, что кандидат на Первую ступень посвящения, должен в одиночестве провести здесь сутки, а лишь в отдельных случаях после этого на него снисходило благочестие и святость. Утверждали, что так душа вознаграждается за творимые без помех молитвы и размышления. Но мне как-то не верилось, что благие влияния проникают так же и в подсознание. Некие запахи, едва уловимые даже моим волчьим обонянием — от них шерсть становилась дыбом.
Через некоторое время эти запахи были заглушены запахом, след которого вел меня. Когда, наконец, я добрался до источника запаха, пришлось на время задержать дыхание.
Так, не дыша, я и заглянул в келью.
Тусклое голубое свечение, льющееся с пальцев над входов, давало света вряд ли больше, чем ночник в больничной палате. На соломенном тюфяке спал Мармидон. Чтобы было теплее, он укрылся рясой. Столь же грязной, как и его кожа. Помимо рясы у него был сухарь, жестяная банка с водой, чашка, Иоаннитская Библия и свеча, чтобы можно было читать Библию. Должно быть, он покидал келью только, когда нужно было посетить, расположенную дальше по тоннелю, каморку с люком. Но, если бы он вообще не выходил из кельи, особенного различия не было бы. Ф-фу!